Узнав об этом, гетман хотел немедленно двинуться под Полтаву; Кикин удержал его, но
не мог удержать Пушкаря, который в ночь на 1 июня вместе с Барабашем и Довгалем напал на гетманский обоз, выбил из него Выговского и все его
войско, захватил армату, скарбы гетманские и пожитки козацкие. Кикин едва спасся от смерти, но когда рассвело, Выговский оправился, ударил на
врагов и вытеснил их из обоза, причем Пушкарь был убит, а Барабаш с немногими людьми ушел в Полтаву; говорили, что побежденные потеряли на этом
бою около 8000 человек, победители – с 1000. На другой день к Выговскому явились из Полтавы игумен, священники, козаки и мещане с повинною;
гетман поклялся, что не будет им мстить, но как скоро ворота городские отворились, то козаки его и татары ворвались в Полтаву, стали жечь,
грабить, не пощадили и монастыря, а татары начали забирать в плен жителей. «Где ж твоя клятва?» – говорил Кикин Выговскому, и тот сам ездил в
Полтаву выбивать козаков и татар, посылал и к начальнику татарского отряда с просьбою освободить пленных полтавцев.
С торжеством возвращался гетман в Чигирин, но на дороге встретил его козак с листом от белоцерковского полковника; сидя на лошади, Выговский
распечатал письмо и нахмурился, прочитав недобрые вести: полковник уведомлял, что киевский воевода Андрей Васильевич Бутурлин дал ему знать о
прибытии в Киев царского воеводы, назначенного в Белую Церковь. «Воеводы приехали опять бунты заводить», – говорил гетман в сердце Скуратову:
«Пиши, Андрей Васильевич, да сам берегись!» Скуратов возразил: «Не делом ты, гетман, сердишься: сам ты великому государю писал, чтоб быть в
черкасских городах воеводам». «Что я к великому государю пишу, – отвечал Выговский, – над тем в Москве смеются; никогда я не писал о том, чтоб в
Белой Церкви воеводе быть; как воевода приехал, так и поедет, ничего я ему давать не велю. Государевы воеводы должны приезжать ко мне и уже от
меня в города ехать, а то я ничего не ведаю, а они по городам едут. В Киеве государевы люди по сю пору с черкасами беспрестанно киями бьются.
Теперь я с самовольниками сам управился, государевы воеводы и ратные люди мне больше не надобны, они только бунты начнут. Который злодей у нас
что сделает и уйдет в государевы украйные города, то воеводы его нам не выдают; так и я тех воров, которые прибегут ко мне из государевых
городов, отдавать не хочу. С Пушкарем на бою государевы люди были: мои немцы у них и барабан взяли. Государь меня тешил грамотами и по сю пору
нарочно мешкал. У короля польского нам было хорошо: придут к нему, скажут о чем надобно, и указ тотчас. Вам надобен такой гетман, чтоб, взявши
за хохол, водить». Скуратов отвечал: «Я с тобою вместе на бою был, государевых людей с Пушкарем никого не видал, и ты мне их тогда ни одного не
показал; а что взят барабан, и то не барабан, а бубен, да если бы и настоящий барабан был, так что ж из этого? Черкасы в Москву и в украйные
города приезжают и покупают что им надобно. Ты говоришь, что хорошо вам было при королях польских: плакать вам надобно, вспомнивши об этом
времени, когда благочестивые христиане от злого гонения прилагались к латинской вере, а теперь благочестивая вера множится, и милостию
государевою от всех неприятелей вы защищены: так тебе бы таких высоких слов не говорить. О каких делах пишешь ты к великому государю, ответ
дается немедленно, а что твои посланцы к тебе приезжают поздно, так они мешкают за своими забавами да и оправдываются тем, что их в Москве
задерживают. Надобно тебе самому к великому государю ехать челом ударить: тогда сам государскую милость увидишь. |