Потом Протасьев виделся с полковником, отдал
ему царскую грамоту и дары – соболя. Золотаренко тут же стал дарить этими соболями сотников и других начальных людей, говоря им: «Служите
великому государю во всем правдою так же, как и я служу, и ни на какие бы вам ляцкие прелести не уклоняться и с изменниками не ссылаться». И
июля Протасьев приехал в Переяславль; здесь воевода князь Волконский объявил ему, что Самко великому государю верен, в переяславских козаках и
мещанах до сих пор никакой шатости нет, о ляхах и татарах по сю сторону Днепра не слыхать. Получивши эти сведения, посланник обратился к Самку с
требованием, чтоб тот по указу царскому завел сношения с Хмельницким. Самко отвечал: «Я великому государю служить рад и к Юрасу Хмельницкому
писать стану скоро; но государь прислал бы для него, Юраса, милостивую грамоту, которую я перешлю к нему тайно». Протасьев перешел к другому
делу: «Ты, Яким, пишешься к великому государю с вичем мимо прежних обычаев, а прежде гетманы, Богдан Хмельницкий и сын его Юрий, писались без
вича, просто». Самко отвечал на это: «Я человек неграмотный, а писарь у меня новый, и такие государевы дела мне и писарю не за обычай, вперед я
с вичем писаться не стану». Самко выразил беспокойство, что в последней грамоте его к царю была прописка в титулах; Протасьев отвечал:
«Прописка есть, и посланцам твоим за это выговорено; только царского гнева за это на тебя нет, не сомневайся, а пиши вперед остерегательно». «В
письме к Змееву, – продолжал Протасьев, – ты жаловался на царскую немилость, объяви мне, какая это немилость?» «Писал я это прежде, – отвечал
Самко, – писал, что служу великому государю, не щадя головы своей, и за мою службу в то время ко мне и к козакам государева жалованья ничего не
было, и я думал, что на меня государь гневается, что кто нибудь ему на меня нанос; думал, что царскому величеству город Переяславль не надобен,
потому что князь Григорий Григорьевич Ромодановский и остальных людей из Переяславля взял, и козаки, видя, что город остался безлюден, начали
было шататься. Но теперь, когда великого государя милость объявилась, в городе людей прибавляется и в козаках шатости никакой нет. Пожаловал бы
великий государь, не велел города безлюдным оставлять, потому что город украйный; наступит неприятель безвестно, а людей в нем будет мало, так
чтоб какая поруха городу не учинилась. Изволил бы государь поскорее прислать своих ратных людей в Переяславль, так я бы стал промышлять над
неприятелями, которые за Днепром, чтоб не дать ляхам и татарам собраться вместе». Протасьев уговаривал Самка, чтоб он не оскорблялся, от
царского величества немилости к нему никакой нет, писем на него от воевод ни от кого не бывало, и вперед государь ссорам никаким верить не
станет. «Великому государю рад служить, – отвечал на это Самко, – на том я ему крест целовал; а великий государь пожаловал бы, ссорам и наносным
словам верить не велел, потому что я человек беззаступный и простой».
В Малороссии оправдывали медленность Москвы, уговаривали не давать гетманства ни тому, ни другому сопернику. Во время бытности Протасьева в
Переяславле приехал туда нежинский протопоп и говорил царскому посланнику: «Слух у нас есть, что Самко и Золотаренко домогаются от великого
государя созвания рады для гетманского избрания. Великий государь не велел бы сказывать гетманства ни Самку, ни Золотаренку потому: если будет
Самко гетманом, то Золотаренко не будет ему послушен; а будет гетманом Золотаренко, то Самко станет под ним подкапываться. |