|
Меншиков возражал, что Сенат занимается только пустяками и пренебрегает государственными интересами, что в настоящем случае он имел средство снабдить армию. Раздраженные сенаторы закричали: как он смеет так говорить? Он забыл, что Сенат представляет особу и власть царского величества, что имеет власть посадить его под арест и потом требовать удовлетворения у царя! Меншиков вышел из Сената и сейчас же собственною властию велел взять припасы из купеческих магазинов на 200000 рублей и нагружать их на суда для отправления в Або. Сенаторы еще более осердились, стали говорить, что у Меншикова собственные магазины с хлебом, который он скупает и производит этим дороговизну и голод в Петербурге, чтоб после продавать по высокой цене. Меншиков говорил, что этого ничего нет, а сенаторы раздражены его мерою, потому что у каждого из них есть доля в хлебе, который он велел захватить у купцов. Спор дошел до того, что с обеих сторон послали жалобы государю. Петр, разумеется, не мог сердиться на Данилыча за его энергическую меру, спасавшую войско, особенно когда Апраксин, возвратившись в Петербург, писал царю в конце года: «Я всегда живу в отлучке, и, как я уведомлен от других, ежели б не было здесь светлейшего князя Меншикова, то б в делах могли быть великие помешательства». Энергический Данилыч был нужен, когда тот же Апраксин писал Макарову: «Истинно во всех делах как слепые бродим и не знаем, что делать? Стали везде великие расстрои, и где прибегнуть и что впредь делать – не знаем, денег ни откуды не возят, дела, почитай, все становятся». У Меншикова с Апраксиным был постоянный союз, что видно из их переписки. Так, в январе 1716 года Меншиков спешил известить адмирала о жалобе на них обоих Кикина, который снова был в милости у царя. «Извествую вашему сиятельству, – писал Меншиков, – были мы у Скляева с его царским величеством; пришел Кикин, и государь изволил его спросить, что он худ и не лежал ли болен? Кикин отвечал, что худ он от меня и от вашего сиятельства, а каким образом, о том хотел он царскому величеству впредь донести пространно, а которые были тут слова, и на те я ему довольно отвечал, объявляя все его бездельные между нами поступки, и просил его величество и государыню царицу, чтоб тому его бездельному челобитью на меня и на тебя не верили. Итак, это дело уничтожено, к тому же случился в тот час и отъезд в Ревель. Если по возвращении произойдут к вам какие слова, то, ваше сиятельство, постарайтесь также внушить государю пространно о всех бездельных делах Кикина и просите, чтоб доношению его верить не изволил». «Итак, это дело уничтожено», – писал Меншиков Апраксину, но сам беспокоился, что видно из письма его к Макарову, в котором просил «господина секретаря и своего благодетеля», чтоб уведомил, подано ли от Кикина доношение и если подано, то в какой материи? Любопытно также другое письмо Меншикова к Апраксину, в котором он просит адмирала не печалиться насчет царского выговора: «Что изволите, ваше сиятельство, из письма царского величества иметь сомнение, что его величество изволит как бы иметь нарекание в укоснении от вас отправления эскадры, и о том не извольте сомневаться, ибо оная остановка не от вашего сиятельства чинилась, понеже эскадры за непрошествием льду отправить вашему сиятельству никоим образом невозможно, что его величество всемилостивейше рассудить изволит. Не мог я и сего не объявить, как мне его царское величество прежде о гаванной работе с немалым нареканием писать изволил, когда же изволил по моим доносительным письмам уведомиться, что оное дело с помощию божиею добрым учинено порядком, то не только оное нарекание изволил оставить, но и всемилостивейшее благодарение за труды мои прислать соизволил: того ради прошу ваше сиятельство, яко всегда присного моего друга и особливого благодетеля, да не извольте в том сумнению себя предавать, отчего может приключиться вашего сиятельства здравию немалый вред, о чем весьма соболезную и от сердца желаю, дабы всемилостивый бог оное ваше сумнение милостиво от вас отвратил». |
