|
Меншиков не одними энергическими мерами и распорядительностию старался снова заискать милость Петра: зная любовь царя к маленькому сыну, царевичу Петру Петровичу, он писал отцу за границу длинные письма о «бесценном сокровище, о своем дражайшем хозяине», как он называл маленького Петра. 29 октября 1716 года он писал: «Понеже сей настоящий день есть преславной радости и неописанного веселия всего отечествия нашего, в которой всевышний бог изволил даровать нам бесценное сокровище, т.е. дражайшего вашего сына: того ради оным его преславным и неизглаголанной радости исполненным рождением ваше величество от всего моего верного сердца всепокорнейше поздравляю, желая усердно, да сподобит вас всевышний и в предыдущие времена многих таких торжественных дней счастливо употреблять и его высочество в таком видеть достоинстве, как вы сами ныне есть; а мы в сей день, благодаря всевысшего бога, сей бесценный Маргарит нам даровавшего, надеемся равным же образом повеселиться, как было и в самый первый день его рождения. Государь царевич, между прочим, за лучшую забаву ныне изволит употреблять экзерцицию солдатскую: чего ради караульные бомбардирской роты солдаты непрестанно в большой палате пред его высочеством оную экзерцицию отправляют, и правда, что хотя сие он изволит чинить по своей должности сержантской, однако ж зело из того изволит тешиться; речи же его: папа, мама, солдат. Дай, всемилостивейший боже, самим вам вскоре его видеть: то надеюсь, что ничего того в нем увидеть не изволите, чем бы не довольно мочно навеселиться». Трудно было решиться на явную борьбу с Меншиковым, но Курбатов решился: он подкупил служителя князя Меншикова Семена Дьякова, который украл нужные Курбатову бумаги, содержавшие в себе улики Соловьевым. Имея в руках это сокровище, Курбатов написал из Петербурга Петру за границу в октябре 1716 года: «Соловьевы три брата, Дмитрий, Федор, Осип, превеликие казне вашей учинили умышленно утраты кражею ваших, государевых, пошлин, о чем и по нынешнему исследованию будет явно, а паче изобличатся вины их при пришествии вашем, понеже я имею такие письма, против которых они никакого, оправдания принесть не могут, но повинны будут пыткам и сыщется интерес ваш многий. Ежели о здешних Соловьевых учинен будет розыск крутой, а брат их Осип о том уведает, опасно, чтоб он, убоясь, не остался вовсе жить в Амстердаме или где инде, и богатство свое тамошнее могут они скрыть. И в нынешнем году из С. Петербурга отпустили на кораблях купленного из Адмиралтейства поташу на 10000 ефимков с лишком подлогом, именем конторного своего писаря Гейтера и англичанина Коленза, у которых ни малого своего нет имения и живут ныне у них, Соловьевых, в доме. И за тот поташ договорились они платить в Адмиралтейство заморскою солью по 10 алтын пуд, и теми ж именами откупили в Адмиралтействе во всей Финляндии торговать одним им солью и табаком, о чем я уведал с обер фискалом. И ежели повелит ваше величество того Осипа Соловьева каким способом выслать в Россию, то для содержания торгов ваших комиссии на его, Осипово, место доношу по истинному моему усердию о двух, которые, надеюсь, что могут содержать без повреждения, московские купцы – Иван Короткой, Афанасий Павлов, люди умные и торговцы знатные и летами нестарые, и иноземцы их имеют за правдивых купцов». Курбатов выбрал неблагоприятное время: царь был в продолжительном отсутствии за границею, и все внимание его было поглощено делами внешними и бегством сына. Только в октябре 1717 года в Петербурге разнесся слух, что Осип Соловьев захвачен в Амстердаме, книги его отобраны и сам он отправлен под стражею в Россию. |
