Кауниц формально и торжественно повторил то же самое: не могу и не хочу согласиться ни на какой раздел того, чем владею теперь». Тогда фан
Свитен начал говорить о вознаграждении на счет Турции, и король немедленно согласился. Так описывает разговор фан Свитен в донесении своему
двору. Но сам Фридрих в депеше Сольмсу писал, что он на первое предложение отвечал фан Свитену: «У меня подагра только в ногах; а такие
предложения можно было бы мне делать, если б подагра была у меня в голове; дело идет о Польше, а не о моих владениях». Фан Свитен говорил:
«Карпатские горы отделяют Венгрию от Польши, и все приобретения, какие мы можем сделать за горами, нам невыгодны». На это король отвечал: «Альпы
отделяют вас от Италии, однако вы вовсе не равнодушны к обладанию Миланом и Мантуею». Фан Свитен продолжал: «Нам было бы гораздо выгоднее
приобрести от турок Белград и Сербию». На это Фридрих сказал: «Мне очень приятно слышать, что австрийцы не подверглись еще обряду обрезания, в
чем их обвиняют; мне приятно слышать, что они хотят получить свою долю от своих приятелей турок».
Панин 9 февраля читал в Совете письмо свое к кн. Голицыну, где последнему предписывалось засвидетельствовать венскому двору удовольствие
императрицы по поводу его последнего объявления, сообщить ему план соглашения петербургского двора с берлинским о Польше и выведать, что именно
венский двор желает получить, уверяя наперед, что на приобретения его от Турции Россия так же будет согласна, как и на приобретения от Польши.
Действительно, в Петербурге были чрезвычайно довольны последними известиями из Вены; дело казалось решенным, думали, что Австрия, вступая в
соглашение с Россиею и Пруссиею, в союз с ними, будет содействовать заключению выгодного мира с Турциею, тем более что сама заявляет теперь
желание получить добычу из областей Порты, а это давно уже предлагалось ей Россиею и было отвергнуто. Воображению Екатерины уже представлялось
скорое и блистательное окончание польско турецкой войны, заключение тройного союза между Россиею, Австриею и Пруссиею, который обеспечит мир и
даст возможность поправить финансы и провести важные внутренние преобразования. Конвенция с Пруссиею о Польше была подписана (6 февраля), и
Екатерина благодарила Фридриха, приписывая ему перемену в политике венского двора. Принц Генрих поздравлял брата с успехом, поставляя на вид,
что в случае продолжительности союза между тремя государствами они будут предписывать законы Европе. Но Фридрих был проницательнее брата: он
указывал на необходимость борьбы между Австриею и Пруссиею за влияние в Петербурге.
Но Австрия еще раз переменила свой план. Совесть начала мучить Марию Терезию, которая объявила: «Мы в союзе с Портою, мы взяли у нее деньги:
никогда я не решусь ее обобрать, и потому не может быть речи о Сербии и Боснии, единственных областях, нам годных. Остаются Молдавия и Валахия,
страны нездоровые, опустошенные, открытые нападениям турок, татар, русских, без крепостей; чтоб удержаться в них, надобно потратить много
миллионов и народу». Молдавия и Валахия не годятся для Австрии, так отдать их Польше в вознаграждение за богатые области, которые у нее
возьмутся; этого совесть не запрещала Марии Терезии, которая никак не соглашалась на раздел Польши без вознаграждения последней. Но жестокий
Кауниц напал на совесть Марии Терезии с другой стороны. «Разве позволительно императрице подвергать миллионы собственных подданных всем ужасам
войны, которые будут следствием нарушенного равновесия между государствами?» – спрашивал канцлер. |