Сенат поручил дело воронежскому губернатору Маслову, который через два месяца донес, что малороссияне, несмотря на
увещания, единогласно объявили, что за владельцами быть не хотят, а желают быть государственными крестьянами. Сенат решил подать доклад: так как
черкасами высочайший указ презрен и так как нужно при самом начале искоренять малейшее сопротивление власти в толь подлом роде людей, то не
угодно ли будет черкас усмирить воинскими командами, зачинщиков наказать на теле, а между тем о землях, состоящих под поселением этих черкас,
Вотчинной коллегии сделать скорее рассмотрение. Доклад был утвержден, и Сенат донес, что малороссияне воинскими командами усмирены в присутствии
губернатора и обязаны подписками быть им по прежнему в повиновении помещикам, но с тем, как они изъясняли: если кто из них в тех слободах жить
не захочет, то вольно переходить в другое место. В той же Воронежской губернии, в Тамбовском уезде, взбунтовались крестьяне в вотчине Фролова
Багреева, в селе Васильевском, Русская Поляна тож дрались с посланною против них командою, схватили и закололи поручика, переранили солдат; к
ним на помощь пришло множество и волостных крестьян. Побежали только тогда, когда солдаты из ружья убили одного мужика; разбежались в лес. Мы
видели, что темниковские крестьяне встали против помещика, возбужденные слухом о каком то освободительном указе. Сенат счел нужным публиковать,
что такого указа никогда не бывало, и потому разгласителей ловить и поступать с ними по указам без малейшего послабления.
Сиверс писал Екатерине: «Число бродяг так увеличивается, что тюрьмы ими переполнены как вследствие тиранства господ, так и вследствие малого
наказания за побег. Если бы их брать в рекруты, то и барин, и слуга испугались бы: первый стал бы человеколюбивее, а другой, послушнее. Не
помнящие родства, люди незаконного происхождения увеличивают рассадник воров. Так называемые цыгане заражают страну; они платят некоторым
титулованным господам хороший оброк, бродят повсюду и живут, обманывая простоватого крестьянина. Есть указ, отсылающий их в Украйну, но и здесь
найдены лазейки для его обхода. Ружье или Оренбург были бы для них лучше. Их надобно вдруг захватить, чтоб не ушли в Польшу». Сиверс пропустил
еще одну причину бродяжничества: клинский воевода доносил, что крестьяне по недостатку хлеба питаются, примешивая к ржаной и яровой муке пивной
дроб и другие масляные из коноплей и льна избоины и мякину, впредь же за недородом хлеба некоторые обыватели будут довольствоваться уже не
хлебом, а мякиною. Звенигородский воевода доносил, что некоторые крестьяне покупали рожь в Москве и в украинских городах, продавая скотину,
яровой хлеб и платье, и к ржаной муке примешивают отруби и мякину. Из Можайского, Бежецкого и Рузского уезда приходили те же известия с
прибавкою, что крестьяне разбрелись просить милостыню. Сенат велел помещикам под опасением штрафа ссужать крестьян хлебом как на пищу, так и на
семена; то же предписано и Дворцовой канцелярии. Последняя донесла, что она распорядилась не собирать с крестьян дворцовых доходов, кроме
государственных сборов, снабдить же их хлебом она не находит средства за неимением его в наличности в дворцовых волостях. Сенат приказал
рекомендовать Дворцовой канцелярии, чтоб она старалась завести в дворцовых волостях запасные магазины.
Бродяга при известных условиях переходил в разбойника; разбойничество являлось по прежнему в форме ушкуйничества по восточным рекам, протекавшим
по областям малолюдным. Алаторская провинциальная канцелярия извещала, что 10 мая пополуночи в 3 м часу в вотчину графини Солтыковой под село
Поромзино Городище приехало на двух лодках воровских людей человек до 20 с 4 пушками, с ружьями, тесаками, бердышами и рогатинами, зажгли это
село вдруг местах в десяти, отчего сгорело с лишком 400 дворов, четырех человек до смерти убили, многих переранили, прибили. |