Таков был приговор Сената. Императрица приписала: «А что принадлежит взыскания собранных им
денег, то оные взыскать с него тогда, когда сами крестьяне оных требовать будут, ибо они столько же не имели должности слушать его приказов,
сколько он давать им оные приказы».
Екатерина имела право быть недовольною некоторыми отдельными явлениями; но не могла не признать, что общая цель, с какою она созвала комиссию,
была достигнута. «Комиссия Уложения, – говорит она в одной из своих записок, – быв в собрании, подала мне свет и сведение о всей империи, с кем
дело имеем и о ком пещись должно. Она все части закона вобрала и разобрала по материям и более того бы сделала, ежели бы турецкая война не
началась. Тогда распущены были депутаты и военные поехали в армию. Наказ комиссии ввел единство в правило и в рассуждения не в пример более
прежнего. Стали многие о цветах судить по цветам, а не яко слепые о цветах. По крайней мере стали знать волю законодавца и по оной поступать».
Екатерина имела право приписывать своему «Наказу» такое просветительное и воспитательное значение для народа. Депутаты, созванные изо всех мест,
из разных сословий, слышали «Наказ», пользовались им, утверждались на его словах в своих мнениях и спорах, но дальнейшее пользование им было
ограничено. В сентябре 1767 года Сенат определил по предложению генерал прокурора разослать экземпляры «Наказа» в высшие учреждения, в
департаменты Сената, коллегии и конторы их, в Судный приказ, в канцелярию Конфискации, но исключил губернские, провинциальные и воеводские
канцелярии да и относительно высших учреждений в указе говорится, «чтоб экземпляры „Наказа“ содержаны были единственно для сведения одних тех
мест присутствующих и чтоб оные никому из нижних канцелярских служителей, ни из посторонних не только для списывания, но ниже для прочтения
даваны были, для чего и иметь их всегда на судейских столах при зерцалах». Присутствующие в этих высших учреждениях должны были читать «Наказ» в
свободное от текущих дел время, т.е. по субботам, но при этом чтении могли находиться кроме них только секретари и протоколисты. Таким образом,
«Наказ» был доступен только старшим и составлял запрещенную книгу для младших; о нем сделано постановление, подобное тому, какое сделано в
латинской церкви относительно Св. Писания. Найдено, что сочинение самодержавной государыни, и прошедшее через строгую цензуру подданных, все еще
содержит в себе аксиомы, способные разрушить стены, по выражению Никиты Ив. Панина. Объяснение такому распоряжению мы найдем в сенатском указе
по поводу дворовых людей и крестьян генерала Леонтьева, генеральши Толстой, бригадира Олсуфьева и подполковника Лопухина с братьями. Эти
дворовые люди и крестьяне подали императрице челобитную на своих господ. «Из обстоятельств сего дела усматривается, – говорит указ, – что
таковые преступления большею частию происходят от разглашения злонамеренных людей, рассевающих вымышленные ими слухи о перемене законов и
собирающих под сим видом с крестьян поборы, обнадеживая оных исходатайствовать им разные пользы и выгоды, которые вместо того теми поборами
корыстуются сами, а бедных и не знающих законов крестьян, отвратя их от должного помещикам повиновения, приводят в разорение и в крайнее
несчастие».
При самом начале заседаний комиссии об Уложении, в августе 1767 года, Сенату было доложено о возмущении заводских крестьян. Мы видели, что
исследование об общем почти восстании заводских крестьян на северо востоке, порученное сначала кн. |