Вержень советует ему предупредить всех друзей Франции, как они должны быть осторожны относительно
прельщений составить партию против России, ибо это единственное государство, заинтересованное в сохранении Польши. Мокрановский уверял, что это
внушение со стороны французского министра основано на известии о проекте императора Иосифа перемешать карты в Польше. Штакельберг, извещая
Панина о проезде австрийского посла графа Кобенцля, отправлявшегося в Петербург, пишет, что. несмотря на всю сдержанность Кобенцля, он,
Штакельберг, проник цель его пребывания в Варшаве. По вечерам Кобенцль принимал к себе людей, наиболее враждебных русским интересам, сам тайком
посещал мелких придворных, которые хотя сколько нибудь пользовались доверием короля, дал пенсию аббату Гиджиотти, который, заведовая итальянским
департаментом, имел случай часто видеть короля. В последнем Штакельберг был уверен, что не поколеблется от австрийских внушений: Станислав
Август так отдался России, что не может безопасно вернуться назад, кроме того, граф Ржевусский не теряет его ни на минуту из виду. Летом 1779
года австрийский поверенный в делах при польском дворе поднял тревогу относительно пограничных споров между Россиею и Польшею в приднепровской
степной Украине. Штакельбергу удалось достать донесение этого поверенного в делах своему двору; донесение выяснило виды австрийского
правительства.
Что же касается видов прусского правительства, то Фридрих II в августе писал своему послу при петербургском дворе: «Вывод русских войск из
Польши – такое дело, которое заслуживает величайшего внимания. Если они будут выведены, то это совершенно снимет узду с австрийских интриг.
Новая война, бесконечно важная для наших обоих дворов, будет следствием, и существование польского короля станет так непрочно, что нельзя будет
отвечать за него ни на одну минуту. Все эти соображения так важны, что не могут избежать от проницательности русского министерства, и я надеюсь,
что ее и. в ство найдет в них могущественное побуждение для оставления достаточного корпуса войск в этом государстве». В то же время Фридрих в
своих депешах, которые показывались русскому министерству, говорил о движении австрийских полков в Нидерланды, о намерении венского двора
вмешаться в войну между Франциею и Англиею и приводил с этим в связь отправление посланником в Россию графа Кобенцля, человека, по словам
короля, хитрого, интригана. «Очень может статься, – писал Фридрих, – что Кобенцля выбрали нарочно для возбуждения русского двора против меня.
Одно верно, что везде я замечаю распоряжения, выражающие закоренелую вражду венского двора ко мне. Укрепляются в Богемии, на границах силезских
и саксонских». В сентябре новые внушения со стороны Фридриха. «Я утверждаюсь все более и более в мысли, – писал он, – что одна из главнейших
целей австрийских интриг состоит в сближении с русским двором и здесь венский двор имеет прямые интересные виды. Думают, что он метит на
польский престол для одного из своих принцев, когда поднимется вопрос о новых выборах, и для этого старается издалека привлечь на свою сторону
Россию. Я предполагаю, что это возбудит и в последней такое же негодование, какое я чувствую: едва только Австрия успела потерпеть поражение в
своих гибельных намерениях относительно Баварии, как уже затевает новые планы против Польши, старается со временем присоединить ее к владениям
своего дома. Столько примеров алчности доказывают только, как опасно прислушиваться к ее внушениям, и я надеюсь, что по признанной мудрости
русского двора он отправит Австрию с ее химерическими идеями, диаметрально противоположными как общим интересам Пруссии и России, так и
поддержанию польской свободы и конституции. |