Изменить размер шрифта - +
Мы знаем, что в допетровской России был силен

родовой союз; продолжительность его существования объясняется легко из положения общества, которое не могло дать своим членам должного

обеспечения, и они должны были искать его в частных союзах. Таков был прежде всего естественный кровный союз членов одного рода. Старшие, как мы

знаем, защищали младших и за то имели над ними власть, ибо отвечали за них перед правительством. Так было везде, во всех слоях общества, нигде

самостоятельный русский человек не представлялся один, но всегда с братьями и племянниками; безродность и бессемейность до последнего времени

являлись выражениями крайне бедственного положения. Понятно, что родовой союз стеснял развитие личности; государство не могло дать личной

заслуге силы над родовыми правами; ревнивый до крайности к порухе родовой чести, старинный русский человек был равнодушен к чести личной. Но к

концу XVII века государственные требования так усилились, что род с своим единством не мог устоять, и уничтожение местничества нанесло сильный

удар родовому союзу в высшем слое общества, в служилых людях. Преобразование нанесло удар окончательный решительным, исключительным вниманием к

личной заслуге, выдвинутием наверх людей, которые стали бесконечно выше своих «старых родителей» (т.е. родственников), введением в службу

большого числа иностранцев; для людей новых стало выгодно являться безродными, и многие из них охотно начали выводить свое происхождение из

чужих стран. Относительно низших слоев народонаселения удар родовому союзу был нанесен подушным окладом; стало исчезать прежнее выражение «такой

то с братьями и племянниками», ибо брат и племянник каждый стал платить за себя особо, явился отдельным, самостоятельным человеком. Не только

прежние родовые отношения должны были исчезать; но и в самой семье, требуя глубокого уважения от детей к родителям, Петр признал права личности,

предписывая, чтоб браки совершались с согласия детей, без произвола родителей; право личности признано было и в крепостном, ибо помещик должен

был присягать, что не принуждает своих крестьян к невольному браку. Мы слышали беспристрастный отзыв современника, русского человека, об

испорченности наших служилых людей в XVII и начале XVIII века, о их равнодушии к чести; между ними существовала позорная поговорка: «Бегство

хоть нечестно, да здорово». При Петре вывелась эта поговорка, и он сам свидетельствовал, что во второй половине Северной войны бегство с поля

сражения прекратилось. Наконец, получила признание личность женщины вследствие освобождения ее из терема.
Так воспитывались русские люди в суровой школе преобразования! Страшные труды и лишения не пропали даром. Начертана была обширная программа на

много и много лет вперед, начертана была не на бумаге – она начертана была на земле, которая должна была открыть свои богатства перед русским

человеком, получившим посредством науки полное право владеть ею; на море, где явился русский флот; на реках, соединенных каналами; начертана

была в государстве новыми учреждениями и постановлениями; начертана была в народе посредством образования, расширения его умственной сферы,

богатых запасов умственной пищи, которую доставил ему открытый Запад и новый мир, розданный внутри самой России. Большая часть сделанного была

только в. начале, иное в грубых очерках, для многого приготовлены были только материалы, сделаны были только указания; поэтому мы и назвали

деятельность преобразовательной эпохи программою, которую Россия выполняет до сих пор и будет выполнять, уклонение от которой сопровождалось

всегда печальными последствиями.
Быстрый переход