Не угодно ли будет взять из почтовой конторы тысяч десять
рублей; также справиться, нельзя ли сыскать какую нибудь сумму в канцелярии бывшего Вышнего суда; дела этой канцелярии давно именным
собственноручным указом велено разослать в разные другие места по принадлежности, но они и до сих пор не разобраны, и от того канцелярским
служителям идет понапрасну жалованье, а дел никаких нет. Определили справиться, где какие есть деньги, нашли в Камер коллегии 20000 рублей и
отослали Сиверсу.
Мы видели, что в программе необходимых мер выставлена была и поправка денежного дела. В начале 1727 года для необходимых крайних государственных
нужд, для облегчения народного в податях велено было как можно скорее увеличить число медной пятикопеечной монеты, на первый раз сделать не
меньше двух миллионов; велено чеканить их старым штемпелем под тем видом, что готовятся они только на перемену старых пятикопеечников, а что
сверх того будет сделано, чтоб о том никто знать не мог; велено поступать с великою осторожностию, чтоб в других государствах прежде времени об
этих новых деньгах не узнали и предосудительного для России рассуждения не имели. Для устройства этого дела отправлен был в Москву генерал майор
Александр Яковлевич Волков. Московские монетные дворы изъяты были из ведения Берг коллегии и отданы в ведение Кабинета, непосредственно же были
поручены президенту Сенатской конторы графу Ивану Александровичу Мусину Пушкину и при нем сыну его, статскому советнику графу Платону, да Берг
коллегии советнику Василью Никитичу Татищеву, только что возвратившемуся из за границы. Татищев получил такую инструкцию: «Ехать в Москву и
чинить там по сему: 1) понеже на монетных московских дворах весов равных и исправных нет, отчего происходят казне государственной убытки и
многим невинным людям обиды и разорения, для этого освидетельствовать весы и, если найдутся фальшивые, заарестовать. 2) По розыскам явилось, что
денежных дворов мастера и работники крадут с денежных дворов золото, серебро и снасти для делания воровских денег, из чего многих людей погибель
и разорение происходит, причина же тому, знамо, из того, что или строения недовольно тверды, или смотрения недостает».
8 февраля Волков приехал в Москву и вручил указ графу Мусину Пушкину. «Хотя сего старца, – пишет Волков, – нашел я весьма дряхла, однако ж к
исполнению повеления показал себя зело ревностна; возблагодаря бога за высокоматернее вашего величества к народу милосердие, от великой радости
прослезился и того часу вступил в дело». Волков вместе с графом Платоном Мусиным Пушкиным сочли нужным ездить на монетные дворы каждый день по
два и по три раза, иначе все бы дело «раковымходом» пошло. «Непорядка и разорения монетных дворов изобразить никоим образом нельзя, – писал
Волков. – Я не могу, рассудить, с какою совестью прежние управители так чинили. Истинно, как после неприятельского или пожарного разорения, все
инструменты разбросаны без всякого призрения, многие под снегом на дворах находятся, деревянное гнило, а железное перепорчено, для этой починки
я определил целую слободу артиллерийских кузнецов; как управители, так и минцмейстеры до сих пор не могут знать, что у них целого и что
испорченного, и, когда дело пришло к началу, хватились – нет ни форм, во что плавить, ни мехов к кузницам, для чего послал я нарочно одного
офицера в Тулу на железные заводы». Татищев в письмах своих к Макарову вторил Волкову: «Осмотрел я все денежные дворы и нахожу их так, как они
во время поляков брошены, и до сего дня в них никто не бывал. |