Представляя королю
финансовое положение Швеции вовсе не отчаянным, скрывая, что долги возросли на 30 миллионов, Гёрц внушал, что Швеция не только поправится, но и
процветет, если заключен будет мир с Россиею или с Англиею. В конце 1716 года и потом 1717 года Гёрц просил об увольнении; оба раза Карл
уговаривал его остаться; Гёрц соглашался с условием, чтобы заключен был мир с одним из врагов. Избран был русский царь, как опаснейший по своим
личным и государственным средствам; он мог оказать помощь Швеции против остальных врагов, тогда как на помощь последних против России
рассчитывать было нельзя.
Петр сильно желал вступить в мирные переговоры с Швециею по своим отношениям к королям саксонскому и английскому; отношения к Дании могли только
еще более усиливать это желание.
По отъезде царя из Дании, 20 октября, Долгорукий был у короля с «комплиментом от царского величества, благодарил от имени царя за удовольствия,
испытанные последним в бытность его в Копенгагене, уверял в постоянной дружбе своего государя к Дании». Король со своей стороны очень жалел, что
не мог доставить царскому величеству больших удовольствий, обнадеживал в продолжении дружбы своей к России; спросил, как скоро царь увидится с
королем английским, и сказал, что датские министры, которые будут при этом свидании, получат инструкции о соглашении насчет будущей кампании.
Долгорукий сказал на это, что о свидании своего государя с английским королем не слыхал, знает одно, что царь намерен был послать к английскому
королю доверенную особу, которой будет наказано вместе с датскими министрами домогаться последнего решения короля Георга относительно будущей
кампании. На это король заметил, что обыкновенно министры не могут сделать того, что сами государи при личном свидании; если царское величество
обещает английскому королю вывести свои войска из Мекленбургии, то и он обещает выслать свой флот в Финляндию, в чем и Бернсторф поможет. «Если
Бернсторф, – заметил Долгорукий, – станет что нибудь советовать королю для частной своей пользы, то может только испортить дело, ибо обыкновенно
где покажется какой нибудь частный министерский интерес, то советы министров мало принимаются и за важные не почитаются». Долгорукий доносил
Петру, что ганноверский министр Ботмар просил у датского короля войска на помощь королю английскому, чтоб датское войско, соединясь с
ганноверским, принудило русские войска выйти из Мекленбурга, но датский король отказался действовать враждебно против царя, в котором продолжал
видеть союзника. Прусский посланник сказал Долгорукому, что и у его короля английский король просил войска для изгнания русских из Мекленбурга,
но прусский король отказал ему в этом, желая продолжать дружбу с царем.
В Копенгагене уверяли в продолжении прежней дружбы и союза, а между тем обнаруживали сильную подозрительность. Для высадки в Шонию на будущий
год царь предлагал все свое войско, находившееся в Мекленбурге; но король, министры его и генералы отговаривались всеми силами от этого
предложения и требовали только двадцати батальонов. «Зачем, – спрашивал Долгорукий, – имея в близости такое сильное войско, оставить большую его
часть и с малым отрядом пускаться на такое опасное предприятие, вступать во внутренность неприятельской земли, где враг готов к обороне со всеми
своими силами?» «Шония, – отвечал генерал Девиц, – не может пропитать такого большого войска; притом царская армия может нанесть чувствительный
вред неприятелю, если перевезет свою армию из Финляндии на шведские берега, для чего король английский хочет прислать двадцать военных кораблей,
требует только, чтобы русские войска были выведены из Мекленбурга». |