Трико, однако, не разрешил им этого. Тогда довольно уже взрослые шалуны все равно вышли на дорогу, ведущую в Петербург, и, остановив два экипажа, поехали по одному в каждом из них.
Вскоре Трико заметил, что Пушкина и Кюхельбекера нет в Лицее, понял, что друзья ослушались его и уехали в Петербург. Трико вышел на дорогу, остановил еще один экипаж и поехал вдогонку.
А в то время у въезда в город стояли полицейские заставы и всех ехавших в столицу останавливали, спрашивали, кто они и зачем едут.
Когда ехавшего первым Пушкина спросили, как его зовут, он ответил: «Александр Одинако».
Через несколько минут подъехал Кюхельбекер и на такой же вопрос ответил: «Меня зовут Василий Двако».
Еще через несколько минут подъехал гувернер и сказал, что его фамилия Трико.
Полицейские решили, что или их разыгрывают и подсмеиваются над ними, или что в город едет группа каких-то мошенников.
Они пожалели, что Одинако и Двако уже проехали, и догонять их не стали, а Трико арестовали и задержали до выяснения личности на сутки.
иколай Иванович Турге-
нев, будущий декабрист, избежавший ареста только потому, что за год до восстания на Сенатской площади уехал за границу, был вместе с А. С. Пушкиным у Н. М. Карамзина. Речь зашла о свободе, и Тургенев сказал:
— Мы на первой станции к ней.
— Да, — подхватил молодой Пушкин, — в Черной Грязи.
А следует иметь в виду, что Черной Грязью называлась первая почтовая станция на тракте Москва — Петербург, расположенная в 20 верстах от Москвы.
(ti/6'ушкину предложили написать критическую рецензию на один из исторических романов Булгарина. Он отказался, сказав:
— Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь.
днажды А. С. Пушкин при-
гласил нескольких своих друзей и приятелей в дорогой ресторан Доминика. Во время обеда туда зашел граф Завадов-ский, известный петербургский богач.
— Однако, Александр Сергеевич, видно, туго набит у вас бумажник!
— Да ведь я богаче вас, вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный — с 36 букв русской азбуки.
ногие выражения из драмы А. С. Пушкина «Борис Годунов» стали крылатыми. К числу таких относится и фраза из монолога Бориса: «И мальчики кровавые в глазах».
В сцене, названной Пушкиным «Царские палаты», Борис говорит:
Ах, чувствую: ничто не может нас Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто... едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует Над злобою, над темной клеветою.
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
-осле выхода в свет 2-й главы «Евгения Онегина» в 1826 году крылатыми стали слова:
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны...
В контексте поэмы эти строки звучат так:
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
-аленькая трагедия Пушкина «Моцарт и Сальери», написанная в 1831 году, начиналась строкой: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и выше». После публикации трагедии строка эта стала еще одним крылатым выражением. |