Изменить размер шрифта - +
Поведение соловецкого игумена привело Грозного в ярость. Царь мог бы поступить с Филиппом так же, как и с архиепископом Германом. Но он не сделал этого, понимая, что духовенство до крайности раздражено изгнанием Полева. На исход дела повлияло, возможно, и то обстоятельство, что в опричной думе заседал двоюродный брат Колычева.

20 июля 1566 г. Филипп вынужден был публично отречься от своих требований и обязался «не вступаться» в опричнину и в царский «домовой обиход» и не оставлять митрополию из–за опричнины. Множество признаков указывало на то, что выступление Полева и Колычева не было единичным явлением и что за спиной церковной оппозиции стояли более могущественные политические силы. По крайней мере два источника различного происхождения содержат идентичные сведения о том, что в разгар опричнины земские служилые люди обратились к царю с требованием об отмене опричного режима. Согласно московской летописи, царь навлек на себя проклятие «земли» «и биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти». По словам переводчика царского лейб–медика Альберта Шлихтинга, земцы выразили протест против произвола опричных телохранителей, причинявших земщине нестерпимые обиды. Дворяне потребовали немедленного упразднения опричных порядков. Выступление служилых людей носило внушительный характер. В нем участвовало более 300 знатных лиц земщины, в том числе некоторые бояре–придворные. Протест против насилий опричнины исходил от членов созванного в Москве Земского собора.

По свидетельству того же Шлихтинга, царь отклонил ходатайство земских дворян и использовал чрезвычайные полномочия, предоставленные ему указом об опричнине, чтобы покарать земщину. 300 челобитников попали в тюрьму. Правительство, однако, не могло держать в заключении цвет столичного дворянства, и уже на шестой день почти все узники получили свободу. 50 человек, признанных зачинщиками, подверглись «торговой» казни: их поколотили палками на рыночной площади. Нескольким урезали языки, а трех дворян обезглавили. Все трое казненных — князь В. Пронский, И. Карамышев и К. Бундов — незадолго до гибели участвовали в работе Земского собора.

Антиправительственное выступление дворян в Москве произвело столь внушительное впечатление, что царские дипломаты вынуждены были выступить со специальными разъяснениями за рубежом. По поводу казни членов Земского собора они заявили следующее: про тех лихих людей «государь сыскал, что они мыслили над государем и над государскою землею лихо, и государь, сыскав по их вине, потому и казнити их велел». Такова была официальная версия: требования земских служилых людей об отмене опричнины власти квалифицировали как покушение на безопасность царя и его «земли».

Благодаря вмешательству духовенства конфликт был потушен. По–видимому, Филипп выхлопотал у царя помилование для подавляющего большинства тех, кто подписал челобитную грамоту. После недолгого тюремного заключения они были выпущены на свободу без всякого наказания. Однако, сообщая обо всем этом, Шлихтинг делает важную оговорку: по прошествии непродолжительного времени царь вспомнил о тех, кто был отпущен на свободу, и подверг их опале. Это сообщение позволяет уточнить состав земской оппозиции, выступившей на соборе, поскольку вскоре после роспуска собора многие из его членов действительно подверглись казням и гонениям. В числе их оказался конюший боярин И. П. Челяднин — Федоров, к началу опричнины ставший одним из главных руководителей земской думы. По свидетельству современников, царь признавал его самым благоразумным среди бояр и вверял ему управление Москвой в свое отсутствие. На первом году опричнины Челяднин возглавил московскую семибоярщину. Боярин был одним из самых богатых людей своего времени, отличался честностью и не брал взяток, благодаря чему его любили в народе. Можно проследить за службой Челяднина месяц за месяцем, неделя за неделей вплоть до роковых дней роспуска Земского собора, когда в его судьбе наступил решительный перелом.

Быстрый переход