К нему постепенно возвращалось сознание. Он хлопал глазами с самым нелепейшим видом.
— Мне тогда было ничуть не больно, — уверила его Марша.
— Сделать с тобой такое, когда ты была в полном сознании, — пробормотал он, болезненно вздрагивая.
— Мне кажется, что ты смертельно устал. Тебе надо в постель.
Он сел.
— Я прекрасно себя чувствую.
— Глядя на тебя, этого не скажешь. — Чувствуя себя на высоте положения, Марша решила взять все в свои руки.
— Говорю тебе, я чувствую себя прекрасно, и нам еще надо о многом поговорить, — спорил он, пока она толкала его наверх по лестнице.
— Поговорим завтра.
— Я не могу ждать так долго. Где ты уложила Сэмми?
Они на цыпочках вошли в темную спальню и взглянули на спящего сына.
— Он скучал по мне?
— Еще как! — прошептала Марша.
— Я привязался к нему всем сердцем, — отрывисто произнес Винченцо.
— Но лучше не будить его. Иначе он проснется и раскапризничается.
С преувеличенной осторожностью он закрыл дверь и в нерешительности остановился, как будто потерявшись в собственном доме.
— Я превратил наш брак черт знает во что…
— Да, ты очень старался, — не стала спорить Марша. — Но хуже всего было с Фредди.
— С каким еще Фредди?
— Я специально заставила тебя купить этого попугая, чтобы посмотреть, как далеко ты сможешь зайти в своем стремлении выглядеть заботливым!
Он понимающе улыбнулся.
— Ты хочешь сказать…
— Другой твоей ошибкой была история с этой малолетней потаскушкой Рафаэлой…
Винченцо поморщился.
— Я тогда был в отчаянии…
— Но я не знала об этом, пока ты не открыл эту газету и не увидел сообщение об аресте Хоуарда. Вот тогда, как мне кажется, ты действительно вышел из себя. — Марша улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Ну что, зайдешь или нет? — спросила сна дразнящим тоном, когда он остановился в дверях ее спальни.
Винченцо вошел и настороженно ждал, что она скажет дальше.
— Вчера ты вел себя как человек, одержимый только одной мыслью, — ласково продолжила она. — Я так и видела, как мы льем кипящую смолу на осаждающие твой замок полицейских!
— Может быть, я немного и переборщил, но моя тревога была вполне естественной, — возразил он.
— Тревога? — переспросила Марша, с трудом удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться. — Да ведь к тому времени, как мы прилетели в Лондон, ты был уже готов лжесвидетельствовать ради меня!
— Видит Бог… я не хотел, чтобы ты села в тюрьму!
— Ты задумал пожертвовать ради меня своей свободой, своим честным именем, — закончила Марша. В горле у нее комом застряли слезы, мимолетное веселье куда-то исчезло. — Винченцо, это было так мило с твоей стороны…
— Мило? — Услышав этот совсем, по его мнению, неподходящий эпитет, он потемнел лицом, в блестящих глазах загорелся злой огонек.
— Я была тронута до глубины души. И поняла…
— Что только влюбленный человек может строить из себя такого идиота! — закончил за нее Винченцо. — Ну и почему бы тебе не посмеяться?
— Я вовсе не смеюсь, — прошептала Марша.
— Я всегда любил тебя, — произнес он почти с вызовом. — И все мысли о том, что ты бесчестна и жадна, совершенно не помогали. |