|
В трубке слышалось напряженное дыхание. Потом на другом конце провода бурно заспорили на тагалогском. – Мы будем убивать заложников, – без особого убеждения проговорил мой собеседник. – Стоит хотя бы одному волосу упасть с их головы, – прошептал я, – и ваши товарищи будут расстреляны немедленно и все. Ты меня слышишь? – Что будет с нами? – спросил голос. – Ты еще осмеливаешься спрашивать, что будет с вами? – прошептал я так, что, наверное, вся улица услышала. – Вы сдадитесь на милость закона. И молитесь господу богу, чтобы закон проявил к вам милость. У вас осталось тридцать секунд. – Подождите, мы… – Двадцать. – Не надо!.. – Выводите детей. В трубке опять заспорили разом несколько голосов. – Десять, – проговорил я сдавленным голосом и поднял руку. Штабс-капитан напрягся. – Девять… восемь… семь… По счету «ноль» я махнул рукой. На мостовую вытолкнули второго филиппинца. Он уже понял, что его ждет. Вскрикнув по-заячьи, он зигзагами помчался к дому. Первая пуля попала ему в ногу, и ризалист с разбегу упал на одно колено. Из окон началась беспорядочная пальба – видно, бомбисты надеялись таким образом остановить снайперов. Но следующие три пули нашли цель с пугающей точностью. – Выводите детей, – приказал я, когда тело в полосатой робе перестало дергаться. Из трубки донесся какой-то странный звук. Что фанатик плачет, я понял, только когда дверь распахнулась и из здания на обрамленную алыми флажками улицу хлынули гимназисты с белыми от ужаса и мокрыми от слез лицами. Рига, 18 сентября 1979 года, вторник. Анджей Заброцкий С чувством громадного облегчения я избавился от румынской душегубки и остался в одной форменной рубашке. Слава богу, что хоть личное оружие я держу в конторском сейфе, а не таскаю с собой, как, к примеру, тот же Приходько. Видок бы у меня был – вылитый сержант Седов. Питерский следопыт со смеху бы умер. – Ну, – проговорил я, видя, что потайной полицейский уже выпутался из своей шинели, – пойдемте, Сергей Александрович. Их превосходительство шагнул к двери, но застыл на полушаге, точно в детской игре «Море волнуется – раз…». – Простите, Андрей Войцехович, – осторожно поинтересовался он, – вы из Приморья родом? Я чуть не застонал. К тому, что меня зовут Андреем, я уже давно привык – в России все живем – и не обращал на это ровно никакого внимания. Но сочетание «Андрей Войцехович» было для меня внове и бесило почему-то со страшной силой. Кстати, а как этот тип вообще догадался, что я из Приморья? Ах да, значок с тигром. Я как прицепил его для солидности к рубашке в первый день выхода на службу, так и забыл о нем. Хотел, понимаете ли, показать, что не какой-нибудь стручок зеленый прямо из универа приехал, а настоящий уссурийский егерь – тигру брат, медведю дядя. – Родом я из Польши, – ответил я, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно более морозно. – Но семья моя живет в Приморье. Предупреждаю ваш следующий вопрос – это настоящий значок. Эк загнул, Анджей. Прям самому приятно. – Что ж, пойдемте к вашему Старику, – как мне показалось, слегка озадаченно проговорил господин Щербаков. |
