Семейство лорда Грея принадлежало к высшей аристократии, было, даже по современным меркам, очень богато и консервативно до отвращения. Настолько, что когда Роуз-Мари решила выйти замуж за Джоя Каннингема – потомка простого сквайра, – разразился жуткий скандал с киданием в отступницу семейными проклятиями и столовым серебром, угрозами лишить наследства и обвинениями в «оскорблении памяти предков».

– Ого! – присвистнула Стейси. – Даже так?

– Именно, – кивнул Бартоломью.

Пошумев и покричав для приличия какое-то время, лорд и леди Грей успокоились (всё-таки, ХХ-ый век на дворе!) и даже допустили «неприличного» зятя в родовое поместье: на общие сборы во время Рождества и дней рождения – самих лорда и леди и Её Величества. Однако завещание, по которому всё имущество переходило к старшему сыну Томасу, переписывать не стали. Сам мистер Грей Третий мало интересовался семейными дрязгами и скандалами: известный этнолог и культуролог, автор более чем двадцати научных трудов, посвящённых истории театра и ритуальным празднествам разных народов, – он постоянно мотался по свету, забираясь в самые экзотические, ещё не испоганенные цивилизацией «белого человека» уголки. Именно поэтому Томас редко виделся с сестрой, зятем и племянником.

В детстве Бартоломью испытывал лёгкую зависть к неутомимому путешественнику, присылавшему письма, больше похожие на путевые дневники прославленных Ливингстона и Кука; и необычные подарки мальчику: маску шамана затерянного в джунглях африканского племени, или настоящий бумеранг, сделанный аборигеном по личному заказу сэра Томаса.

Мистер Каннингем встречался с дядей всего несколько раз: ещё ребенком, во время тех самых семейных торжеств, – но сохранил к нему тёплые чувства, поэтому, узнав о смерти лорда Грея, приехал в Девоншир («У меня был отпуск. Мы с друзьями катались на лыжах в Альпах»), и успел к похоронам. После оглашения завещания Бартоломью уволился из банка, где работал старшим экономистом, и переехал в поместье.

– Как давно это было? – полюбопытствовала Стейси, сворачивая с автострады на проселочную дорогу.

– Три месяца назад. Вы же понимаете, мисс Браун: когда выбираешь между должностью клерка и таким наследством…

– Конечно, понимаю. Ну и как вам в «родовом гнезде»?

– Это сложно объяснить, мисс Браун… Управляющий на фабрике фарфора – мистер МакКолин – знающий и профессиональный человек. Как экономист, я могу оценить его работу: придраться не к чему. Следовательно, и влезать мне незачем – только мешаться буду. Доусоны – очень хорошие и милые люди. Правда, несколько старомодные. Видите ли, их предки служили Греям в течение почти пяти веков, поэтому мистер Джон и миссис Сара относятся к своим обязанностям с почти священным трепетом, считают себя, в какой-то степени, членами семьи, а меня – наследника древнего рода – господином и повелителем.

– Надо же, не думала, что такие слуги ещё встречаются.

– Я тоже не думал, пока не познакомился с ними.

– Насколько я понимаю, ваше поместье… Кстати, как оно называется?

– Биттерберри.

– Странное название.

– Да, это всё из-за дикой ежевики. Её полно в саду и в лесах поблизости. Она почему-то очень горькая. Настолько, что не годится ни для пирогов, ни для настойки.

– Интересно. Не знала, что бывает несъедобная ежевика. Но спросить хотела о другом. Биттерберри – большое поместье, не так ли? Как же Доусоны справляются вдвоём?

– Да ведь я живу один. Миссис Доусон готовит, мистер Доусон следит за моим гардеробом, покупает всякие мелочи.