— Боже милосердный, Перегрин, что она может испытывать по этому поводу, кроме восторга? Вы помните, в каких условиях мы нашли ее? И вы видели, как ей нравятся новые наряды? Ну так она будет обеспечена ими до конца своей жизни, и ей больше не придется голодать.
Уоллингхем понял, что больше ему сказать нечего. Вопрос был только в том, сочтет ли Кистна, что этого достаточно.
Он был абсолютно уверен, что девушка влюблена в маркиза, но снова постарался успокоить себя мыслью, что девушка очень молода и легко забудет свою первую любовь.
К тому же Бранскомб и представительный, и красивый мужчина.
Взглянув на маркиза, сидевшего напротив него по другую сторону камина, Перегрин подумал, действительно ли тот так бесчувственен, как кажется, и действительно ли его не трогает, что девушка влюблена в него.
Но тут же он сказал себе, что маркиза слишком занимают планы личной мести Бранскомбу, чтобы обращать внимание на что-либо еще.
Только вот самому Перегрину совсем не хотелось, чтобы Кистна была несчастна.
За последние дни он успел убедиться, насколько чувствительна была девушка ко всему, что говорил или даже думал маркиз, а еще он знал, что после всего, что Кистне пришлось вынести в приюте, ей будет очень тяжело, а может, и просто невыносимо жить в доме, пусть и самом роскошном, где ее ненавидят и презирают.
«Что она почувствует, когда узнает, что всего лишь участвует в чужом заговоре и вся щедрость Линдена — для него средство достичь собственной цели?» — спрашивал себя Уоллингхем.
Но почему-то он не мог сказать это маркизу или даже дать тому понять, что весь прекрасно продуманный план мести Бранскомбу вдруг перестал ему нравиться.
— Нам пора спать, — заявил маркиз внезапно. — Завтра, на всякий случай, надо быть готовыми к тому, что может произойти. Я намерен первым делом предупредить слуг, чтобы они не говорили о присутствии в доме Кистны посторонним, как это случилось сегодня, когда приехала Изобел, и о том, что если кто-нибудь будет спрашивать о мисс Мирабел Честер, то имеют в виду ее.
— Когда вы собираетесь сообщить Кистне, какую роль ей предстоит сыграть?
— Я хотел поговорить с ней сегодня вечером, — ответил маркиз. — Но мне показалось, что она не в настроении. Она была какая-то притихшая, не такая счастливая, какой казалась утром.
Уоллингхем тоже заметил это, но очень удивился, что его друг обратил внимание на настроение девушки.
— Как вы думаете, что могло так сильно ее расстроить? — спросил Перегрин.
— А почему вы думаете, что она была расстроена?
— Я думаю, ее могло обидеть то, что ее отослали наверх, когда приехала Изобел.
— Я объяснил ей это тем, что у нее нет компаньонки, и, мне показалось, она сочла эту причину вполне достаточной.
— Хорошо, что Изобел ее не видела, — заметил Уоллингхем. — А не то она бы подумала, что вы завели новую любовницу, не успев избавиться от старой.
Маркиз рассмеялся:
— Весьма странная идея, но она непременно пришла бы в голову Изобел. Она никогда в жизни не поверит, что я могу заинтересоваться женщиной, если не нахожу ее желанной.
Уоллингхем с минуту помолчал, затем сказал:
— Я весьма сожалею, что мы не можем взять нашу протеже в Лондон и дать ей немного повеселиться, прежде чем она окажется связанной с Бранскомбом. |