В ночь перед этим Кистна не могла заснуть, боясь, что маркиз не выполнит свое обещание.

Его обещание ничего не значит, убеждал ее голос разума. Но сердцем она верила, потому что уже любила его. Он был святым Михаилом, который с сонмом ангелов явился, чтобы спасти ее, и Кистна была готова на коленях поклоняться своему спасителю.

Ее любовь с каждым днем, с каждой минутой, что она проводила рядом с маркизом, росла и крепла. Каждое утро, просыпаясь, она чувствовала волнение при мысли о том, что увидит его, как только оденется и спустится вниз. Она засыпала, думая о маркизе, грезила о нем во сне и просыпалась, чтобы снова думать о нем.

— Я люблю его! Я люблю его! — в сотый раз повторяла Кистна, беспокойно мечась по своему уютному, украшенному множеством цветов будуару, прилегавшему к спальне. Когда она впервые увидела эту комнату, она пришла в восторг. Но сейчас девушке казалось, что ее заперли здесь, как в тюрьме.

Внезапно она испугалась, что, если эта прекрасная леди вернется в Лондон, маркиз может тоже уехать туда, к ней.

Но в ту минуту, когда эта мысль впилась в ее мозг, словно раскаленная игла, раздался стук в дверь.

Кистна с трудом заставила себя ответить.

— Мисс, его светлость приносит вам свои извинения, — сказал лакей, — он хочет, чтобы вы присоединились к нему в поездке.

Сердце девушки замерло, а потом забилось часто-часто, готовое выскочить из груди.

Она бросилась в спальню за шляпкой, которая так шла к ее платью, схватила шелковую шаль и перчатки, заботливо приготовленные горничной.

И вдруг уже почти у двери что-то остановило девушку и заставило взглянуть в зеркало. Но вместо собственного отражения она мысленно снова увидела прекрасное лицо, которое недавно видела в холле, и с трудом сдержала возглас отчаяния.

Как могла она быть так глупа? Как она могла хотя бы на мгновение предположить, что маркиз обратит на нее внимание, когда женщины, прекрасные как ангелы, оспаривают друг у друга право на его благосклонность?

— Это безнадежно! — с отчаянием сказала себе Кистна.

Но она была женщина и не могла не заметить, что теперь ее глаза не кажутся маленькими и глубоко запавшими, наоборот, они стали большими, просто огромными, а щеки, заметно округлившись, сделали рот меньше и изящнее.

Скулы еще казались заострившимися, но шея уже не была худой, кожа утратила желтоватый оттенок, приобрела гладкость и белизну.

Несколько секунд она рассматривала свое отражение в зеркале, но вскоре отвернулась, потому что ее занимала лишь одна мысль — снова быть рядом с маркизом!

По лестнице Кистна почти летела — ведь там, внизу, ждал ее он…

— Вы ведь понимаете, — говорил Уоллингхем маркизу в тот же вечер, когда Кистна уже легла, — что Изобел непременно расскажет всему Лондону о приезде Мирабел в Англию? Это значит, что скоро к нам заявится Бранскомб.

— Я уже думал об этом, — ответил Олчестер. — Нам остается только сидеть тихо и ждать, пока Бранскомб сделает первый шаг.

— Вы так уверены, что он его сделает?

— Я не думаю, что он мог так быстро изменить свои планы, если только ему не удалось за это время найти другую богатую наследницу.