Покинув ее спальню и спускаясь по лестнице, Олчестер почувствовал, что это было жестоко с его стороны; молодая девушка завтракает в одиночестве, а его ждет Изобел.

Ленч доставил им с Уоллингхемом мало удовольствия, потому что леди Изобел претендовала на абсолютное внимание маркиза, полностью игнорируя присутствие Перегрина.

Раза два она ответила ему колкостью, и Уоллингхем замолчал. Маркиз тоже не пытался поддерживать разговор, так что леди Изобел говорила преимущественно одна и, похоже, не получила от ленча ожидаемого удовольствия.

Перегрин был уверен, что маркиз специально отменил по крайней мере две перемены блюд, чтобы ленч закончился побыстрее.

— Изобел, я прикажу закладывать ваш экипаж, — сказал Олчестер, как только они поднялись из-за стола.

— Линден, я хочу поговорить с вами наедине. — Леди Изобел с вызывающим видом направилась к Серебряной гостиной. Когда дверь за ней закрылась, маркиз сказал Уоллингхему:

— Прикажите подать ее экипаж. Надеюсь, этот разговор не затянется слишком надолго.

— Сочувствую вам, — отозвался Уоллингхем.

Маркиз закрыл за собой дверь гостиной и небрежно направился к своей гостье, уверенный, что Изобел намерена устроить ему сцену.

Она, однако, попыталась сменить тактику и страстно бросилась ему на шею, как только он подошел к ней.

— О, Линден, я люблю вас! — сказала Изобел, подставляя губы для поцелуя. — Поцелуйте же меня, и я докажу вам, как сильно мое чувство!

Маркиз взглянул на обращенное к нему прелестное лицо и понял, что оно уже не кажется ему хоть сколько-нибудь привлекательным.

Он даже не мог припомнить, что такого он находил в ней. Возможно, она просто возбудила в нем пламенное желание какой-нибудь выходкой вроде этой.

С непринужденностью, которая объяснялась его богатым опытом обращения с влюбленными в него женщинами, маркиз высвободился из объятий леди Изобел.

— Я полагаю, Изобел, — сказал он, повернувшись спиной к камину, — мы оба — люди достаточно опытные, чтобы понять, когда роман, доставивший нам обоим немалое удовольствие, подошел к концу.

— Но только не для меня! — Леди Изобел чуть повысила голос, и маркиз понял, что она сердится, видя, как он ускользает от нее.

— Я собираюсь, — невозмутимо продолжал Олчестер, — по приезде в Лондон сделать вам подарок, который будет напоминать о тех счастливых днях, которые мы провели вместе. И я надеюсь, что не будет ни взаимных обвинений, ни сожалений, и мы расстанемся друзьями.

Произнося эти слова, маркиз подумал, что это звучит самодовольно и напыщенно, но по своему прошлому опыту он знал, что ничего другого нельзя сказать женщине, которая продолжает желать его, хотя он утратил к ней всякий интерес.

Однако если другие отвергнутые им любовницы плакали, сердились или смирялись с неизбежным, леди Изобел проявила большую настойчивость.

Избалованная, абсолютно уверенная в своей неотразимости, она пришла в ярость не только от сознания, что теряет любовника, но и от оскорбления: ее поразило, что она больше не волнует его как женщина.

Взбешенная, не помня себя, леди Изобел выплеснула на маркиза всю свою злобу. Она поносила его так остервенело, что впору только базарной торговке, и это делало ее общество все более невыносимым для маркиза.

К тому времени, как она кончила свои излияния, Олчестер был твердо убежден, что она ему положительно неприятна и некого, кроме него самого, винить в том, что у него настолько дурной вкус.