— Мама часто рассказывала мне, как прекрасна весна в Англии, — говорила Кистна, — и мне представлялись золотистые нарциссы поддеревьями, и распускающиеся почки… Но я совсем забыла, что весна — это еще и вот эти ягнята, и пушистые цыплята, и утята, что бродят, переваливаясь с боку на бок.

Кистна протянула маркизу цыпленка, спрашивая:

— Есть ли на свете что-либо более восхитительное?

Наблюдая за девушкой, Уоллингхем думал, о том, что то же самое можно было бы спросить и о ней. Он поражался, что маркиз не замечает, как восхитительна Кистна, когда она держит в ладонях цыпленка, а глаза ее прямо-таки светятся от счастья.

Теперь, при взгляде на фаэтон у крыльца, она сразу сникла.

— Я хочу, — сказал маркиз с явным удовлетворением, — чтобы вы поднялись наверх и надели свое самое прелестное и самое роскошное платье. Распорядитесь, чтобы вас причесали соответствующим образом. К тому моменту, как я за вами пришлю, вы должны быть готовы встретиться с вашим будущим мужем, графом Бранскомбом.

— Он… уже здесь?

Не могло быть сомнений в, том, что голос девушки звучал испуганно.

— Это его фаэтон. Как видите, это очень дорогой экипаж. И обратите внимание, какие великолепные лошади!

В его тоне звучала сдержанная язвительность, и Кистна внимательно посмотрела на него, но промолчала. Маркиз продолжал:

— Кистна, вы обещали делать то, что я прошу! Будьте. осторожны и помните, что ваше имя — Мирабел. Именно так я стану к вам обращаться.

— Я… помню об этом, — ответила Кистна тихо, — но я не понимаю… почему вы хотите выдать меня замуж за человека… который вам не нравится.

— Кто вам сказал, что он мне не нравится?

— Это видно… по вашему тону.

— У вас слишком богатое воображение, — ответил маркиз холодно и направил лошадей к площадке перед домом, на которой стоял фаэтон Бранскомба. Они вышли из экипажа, и Кистна, подчиняясь распоряжению маркиза, побежала наверх, а маркиз повернулся к Уоллингхему с торжествующей улыбкой.

— Вы были правы! — сказал он, но так тихо, чтобы не слышали слуги. — Рыбка клюнула, и нам остается только проследить, чтобы она заглотнула наживку и не сорвалась с крючка!

— Я охотно уступлю эту честь вам, — ответил Перегрин, но умоляю вас, Линден, не забывайте одну важную вещь.

— Какую?

— Вы играете людьми, а не шахматными фигурами.

Маркиз с недоумением посмотрел на него, но Уоллингхем уже отвернулся и стал подниматься по лестнице, направляясь в свою комнату.

Лакей с поклоном отворил дверь в гостиную, где уже дожидался Бранскомб. Войдя, Олчестер увидел его в дальнем конце комнаты и вновь почувствовал, насколько неприятен ему этот человек. Но когда граф обернулся, маркиз шагнул к нему навстречу с выражением радушия, изрядно приправленного удивлением:

— Добрый день, граф! Какой неожиданный визит!

— Я ехал к Веруламу в Горхембери, — ответил Бранскомб, — и, поскольку дело, которое я намерен с вами обсудить, носит весьма личный характер, я надеюсь, вы простите меня за то, что я не, предупредил заранее о своем визите.

— Конечно, — ответил маркиз.