Изменить размер шрифта - +

– Это неправда, – сказал ему я. – Моя мать умерла.

Ну и ладно. Я все равно печатал себе дальше, и кое в чем мне везло, и вот мы подбираемся ближе. Мой редактор Пташкин прочел интервью, что я кому-то дал и в нем упомянул тех, кто на меня повлиял: Селин, Тургенев и Джон Банте.

– Банте? – позвонил он мне. – Я слыхал, ты его и раньше упоминал в своих работах, но мне казалось, ты его выдумал, знаешь, как бы в шутку.

– Нет, он есть.

– Где?

– Может, еще в библиотеке остался. Не знаю. Надеюсь, что есть. Там только ранние его книжки. Он, кажется, прекратил. Может, умер.

– И настолько хорош?

– Лучше не бывает.

– Почему же о нем не говорят?

– Это ты мне скажи. Если отыщешь его книжки, начинай с «Благородных времен? Да ну?».

Прошло еще какое-то время. Одна женщина попыталась меня убить. Не вышло. И вот той же ночью зазвонил телефон, она обожала драмы по телефону, и я снял трубку и сказал:

– Слушай, я хочу, чтоб ты НАХУЙ пошла из моей жизни вообще!

– Это Пташкин, – услышал я.

– Ой…

– Слушай, я прочел «Благородные времена». Это правда очень мощно! Я собираюсь его переиздать!

– Здорово. Здорово…

– От первого издания продали всего 632 экземпляра. Банте еще жив, живет в Малибу…

– Малибу? Оё-ёй…

– Он в киноиндустрию ушел…

– Вот черт…

– Там же была депрессия; надо было как-то выживать. Сам знаешь, как оно. Надо его простить.

– Еще бы. Если помрешь – писать уже не сможешь.

– А большинство из нас и по-другому не могут. В общем, я переиздам книжку, и вот подумал, не напишешь ли ты предисловие.

– Завтра тебе почтой отправлю.

– Здорово!

Вот оно: один из величайших романов нашего времени вытащат из темного ниоткуда почти через 40 лет после того, как я снял его с той полки в тот очень счастливый день. Я двинулся к своей печатке объявить чудо эпохи, захотел порадоваться хорошему, которое пробивается, несмотря ни на что.

Опять зазвонил телефон

– Алло, – ответил я.

Голос раздался ровный и монотонный, каждое слово размечено подъемом и паденьем. Звучало, как в записи: бесстрастно, лишь с этой некоей конечностью:

– Я пыталась тебя убить, но не уверена, что больше не буду пытаться.

– Но мы же договорились, что, если я не заявлю в полицию, ты так больше не будешь.

– Я не могу быть ни в чем уверена, – сказала она. – Неужели ты этого не понимаешь?

Она повесила трубку.

«Благородные времена? Да ну?»

Я отошел от печатки, описал круг в кухню и начислил себе стакан побольше…

 

Я написал предисловие к «Благородным временам». Выкатилось легко. Потом прочел. И понял, что, признавая, будто Джон Банте так здорово повлиял на мое творчество, я принижаю собственную работу, словно часть меня – копирка, – но мне было плевать. Только если что-то прячешь – им давишься. Я отправил предисловие Пташкину, который жил в Санта-Барбаре. Пташкин – он из тех, кто врубается в суть. Вот он позвонил.

– Предисловие отличное. Знаешь, я связался с Мэри Банте, женой Джона. Она говорит, Джон хочет с тобой повидаться.

– Господи ты боже!

– Есть сложности. У него диабет в запущенной стадии. Он слепой и ампутированный: им пришлось отрезать большую часть его ног.

– Я не знал, что при диабете так бывает…

Больше я ничего не мог сказать.

Быстрый переход