Я был вот так вот одет, когда ты меня видела последний раз?
– Вообще-то нет, если вдуматься… Когда ты пошел за водкой, на тебе была белая рубашка, темно-синие брюки и черные ботинки. А теперь рубашка у тебя желтая, штаны рыжие, ботинки коричневые. Странно… Ты где-то переоделся?
– Нет.
– Что ж тогда ты делал?
– Ничего я не делал. Тот парень, с которым ты в постель ложилась, был не я.
– Ой, да ладно! – Кэрин рассмеялась. – Если не ты, кто ж тогда?
– Не знаю.
Я допил виски и глотнул пива.
Кэрин встала.
– Я пошла отсюда. Мне не нравится, как ты себя ведешь. Когда наконец одумаешься – позвонишь.
– Ладно, Кэрин.
И она ушла, за дверь.
Может, я и впрямь схожу с ума. Но я ж был днем на скачках. Я не мог быть дома. Может, меня пополам раскололо? Может, я оказался в двух местах одновременно? А помню только про одно?
Мне требовалась помощь. Но я не знал, куда обратиться. Никто бы не поверил мне.
Я пошел в единственное место, куда мог: на кухню, еще выпить.
И по пути вспомнил, как был одет мужчина на ипподроме: белая рубашка, темно-синие брюки, черные ботинки…
Прошло несколько недель, а других подобных случаев не было. Я даже начал вновь видеться с Кэрин.
Жизнь продолжалась в своем обычном тусклом и унылом ключе. О недавнем прошлом я прикинул так: я просто временно помешался и все это себе навоображал. Чтобы избавить себя от как можно большего числа мыслительных процессов, я начал пить и играть по-тяжелой. Две главные штуки в жизни, в конце концов, – избегать боли и хорошо спать по ночам. Правда же?
Все трюхало себе до того отдельно взятого дня. Опять среда – нет, четверг, и у меня на скачках выпал ничего себе денек. Я направлялся обратно на трассу, когда заметил этого мужика в бледно-зеленой машине последней модели; он довольно плотно висел у меня на хвосте. Я поймал его в зеркальце. Он ехал до чертиков близко к моему бамперу. Я дал по газам, чтобы набрать скорости, но он двигался вместе со мной, прилепился мне к бамперу. Ну, у людей полно бывает разнообразных ненавистей; их жизни выходят не так, как они рассчитывали, а шоссе – такое место, где они могут слить свой гнев.
Я сменил полосу, чтоб этот парень слез у меня с жопы, но он подрезал кого-то вместе со мной и снова висел у меня на бампере. Ко мне притянуло какого-то чертова психа.
Я снова поменял полосу движения, стукнул по радио и, к счастью, наткнулся на Малера. Мне еще может повезти. Я снова глянул в зеркальце заднего вида. Сукин сын повернул и опять ко мне прицепился.
Я постучал по тормозам. Он постучал по своим. Мне в бампер тюкнуло. Он меня задел, очень легонько. Я ощутил теплый прилив крови; она взбежала мне по загривку и обогнула уши. Я злился. Нужно много, чтобы меня разозлить, но я злился. Злиться мне не нравится, потому что, когда злюсь, я остаюсь злым долго. Мне на людей обычно наплевать, но, если они меня не трогают, я их тоже не трогаю. А теперь вот я злился.
Я проверил правое зеркальце и заднее, затем быстро взял правее. Вклинился между пикапом и «кэдди». Гад слез у меня с бампера. Но я по-прежнему злился. Он теперь ехал немного впереди и левее. Я уловил свой шанс, взял левей и пристроился к его бамперу. Теперь ебалá у меня в руках. Я рассмотрел его номер: 6ДВЛ666.
Он снова поменял полосу правее от меня. Я не отставал.
Затем он метнулся к следующему выезду с трассы. Шел за ним как приклеенный.
Я видел, как он поглядывает в заднее зеркальце. Глаза его казались испуганными. Поделом. Когда я злюсь, я, блядь, тигр. Далеко не один человек испытал это на себе.
Он съехал вправо на бульвар, и я следовал за ним, бампер к бамперу. |