— Я никогда не видел вас в таком состоянии. Успокойтесь, Эрмантье, прошу вас! Обещаю вам ничего не упустить.

— Пишите мне обо всем подробно! Малейшие детали имеют для меня значение. И еще… телеграфируйте сегодня же вечером, в Лионе Максим или нет.

— Вы прекрасно знаете, что его там нет. Иначе он написал бы вам, ведь прошло уже три дня!

— Да-да. Все это я знаю. Но в таком случае… где он может быть?

Пошарив перед собой на скатерти, Эрмантье нашел две таблетки аспирина и чашку кофе. И, проглотив таблетки, продолжал:

— Где он может быть? Знаете, чего я боюсь? Что он очень болен и не в силах написать.

— Да будет вам!

— У меня предчувствие. Может, я, конечно, идиот, но все-таки чувствую, что он болен.

— Послушайте, Эрмантье, сегодня вечером будет слишком поздно. Но завтра я все узнаю. Было бы странно, если бы мне ничего не удалось разведать. Лично я думаю, что он отправился к своей актрисуле.

— Который час?

— Двадцать минут девятого.

— Поезжайте! Не ждите ее… Где Клеман?

— В гараже. Машина готова. Мои вещи — тоже. Так что успокойтесь. Мне не нравится, что вы так волнуетесь.

— Пустяки, — возразил Эрмантье. — Голова немного болит.

Наверное, ему не следовало говорить этого. Он догадывался, что, сидя напротив, по другую сторону стола, Юбер испытующе глядит на него.

— И часто вас мучают головные боли?

— Я плохо переношу жару.

— И все-таки! На вашем месте я бы пригласил Меруди. Он очень помог вам, когда случилось несчастье. Хотите, мы предупредим его по дороге?

— Я никого не хочу принимать. В том числе и Меруди.

— Вот это-то меня и тревожит. Вы, того и гляди, превратитесь в медведя, Эрмантье, в угрюмого нелюдима. Откровенно говоря, уже вчера с Беллемами вы вели себя возмутительно!

Ничего не ответив, Эрмантье встал и закурил сигарету. Он слишком много курил. От табака жгло язык и во рту все горело. Он поискал графин. Юбер подал графин ему в руки и помог налить в стакан воды, а потом глядел, как он пьет.

— Берегите себя, — молвил он. — Надеюсь через месяц увидеть вас полным сил.

И снова Эрмантье почудилось, будто в голосе Юбера прозвучал наигранный, фальшивый оптимизм, тот самый, с помощью которого стараются обычно успокоить неизлечимых больных.

— Обо мне не тревожьтесь, — проворчал он. — И если на заводе возникнут какие-либо неполадки, без всяких колебаний сразу сообщайте мне. Я приеду… Пошли! Я провожу вас до машины.

Поднялся ветер, сильный южный ветер, опалявший сад своим знойным дыханием и не дававший дышать.

— Это все погода! — прошептал Эрмантье, вытирая лоб и шею.

Все лицо у него болело, его мучило нестерпимое желание почесать шрамы вокруг глазниц. Юбер взял его за руку, он не противился.

— Даю вам слово, Эрмантье, что возьму завод в свои руки, — с неожиданной твердостью заявил Юбер. — Все, что от вас требуется, — это отдыхать и не думать больше о делах. Дайте себе пожить спокойно, какого дьявола! Разве вам здесь плохо?

«Да!» — чуть было не вырвалось у Эрмантье. Он предпочел промолчать, но вынужден был признаться себе, что ему и в самом деле неважно здесь и что он несчастлив. С каждым днем он все больше сожалел о Лионе. Тут он задыхался. У него было такое чувство, будто на его шее медленно затягивается петля, но этого он, конечно, сказать не мог. В особенности Юберу. Они подошли к «бьюику».

— А! Вот наконец и Кристиана! — сказал Юбер.