|
Впечатление было фантастическое. Но бывали минуты, когда он ничего не слышал и все-таки продолжал отсчитывать удары колокола, вторя про себя их ритму, и внезапно колокол снова находил к нему дорогу, стараясь попасть в такт, вроде музыкального инструмента, который, повинуясь указаниям дирижерской палочки, с безупречной точностью подает в нужный момент свой голос. И тогда у него возникало ощущение, будто его голос сливается с неким погребальным песнопением во славу торжественного и таинственного обряда. Никогда еще не доводилось ему с такой силой испытывать на себе колдовские чары призрачного миража. Поставив бутылку рядом с собой на пол, он молча встал, словно малейшее неосторожное движение могло прервать или заставить совсем умолкнуть печальный звон колокола. На цыпочках он приблизился к двери веранды. Южный ветер, становившийся все более горячим, не давал передышки, налетая порывами откуда-то из-за горизонта, затянутого, видимо, грозовыми тучами. Он раскачивал ветки, свистел за углом веранды, но не в силах был заставить умолкнуть упрямый колокол, тот самый колокол, которого в действительности не могло быть, ибо, если предположить, что он и вправду звонил, невольно напрашивался вывод…
Повернувшись, Эрмантье позвал изменившимся голосом: — Марселина! Он вздрогнул, услыхав совсем рядом ее шепот: — Да, мсье, я здесь. — Марселина, который час? — Без десяти десять. — Что же в таком случае означает этот колокольный звон? — Какой звон? — Подойдите сюда… Вот послушайте! Он различал колокольный звон с поразительной ясностью: тихий, немного приглушенный расстоянием и как бы вибрирующий, но такой неоспоримо подлинный, что, будь он музыкантом, смог бы назвать даже ноту, которую колокол настойчиво посылал оттуда, будто некий сигнал. — Прошу прощения, мсье… Но я не слышу никакого звона. — Да будет вам, Марселина… Вы что же, хотите сказать… — Я уверена, что никакого звона нет. Прежде всего, когда ветер дует с этой стороны, деревенского колокола совсем не слышно. Да и потом, кто может звонить в такое время? — Может быть, свадьба… или похороны? — Мы бы об этом знали. Когда я ходила за хлебом сегодня утром, никто ничего мне не сказал. Эрмантье сделал несколько шагов вдоль аллеи, но, сколько он ни старался и ни прикладывал руку то к одному, то к другому уху, ничего уже не было слышно. Колокол умолк. Ветер ненадолго утих. — Мсье ошибся, — сказала Марселина. — Если бы звонил колокол, сейчас его хорошо было бы слышно. Очень может быть, что она права. Возможно, какой-нибудь нерв у него в голове действовал неправильно. У людей с повышенным кровяным давлением часто свистит в ушах, им слышатся звонки или трезвон колоколов. — Вернемся в дом, — прошептал он. — Не говорите ничего мадам. Если бы Кристиана была здесь, она не стала бы его разубеждать, она-то уж наверняка бы заявила, что тоже слышит колокольный звон. Эрмантье снова сел в свой шезлонг и углубился в туманные размышления. Кристиана солгала бы. Но где доказательства, что Марселина сказала правду? А что, если Марселина тоже солгала? Допустила оплошность. Она не умела как следует притворяться. Впрочем, и сам он запутался, не мог справиться с таким множеством противоречивых мыслей. Он поискал бутылку. Марселина убрала ее. Она, верно, решила, что он слегка опьянел. И потому разговаривала с ним так резко и категорично. Еще немного, и она, пожалуй, запретила бы ему слушать этот колокол и верить в него. А между тем! Стоило ему сосредоточиться, и в ушах его снова раздавался колокольный звон, причем звучание его в точности соответствовало звучанию деревенского колокола. Этого он не сказал Марселине, но это-то его более всего и тревожило. |
