|
Сам не зная зачем, Флавьер подошел поближе. Мадлен не шевелилась. Вдруг она уронила в воду тюльпан. Крошечное красное пятнышко медленно поплыло по воде, крутясь и покачиваясь на волнах. Проплыло вдоль баржи, направляясь к середине реки. Так и Флавьера уносила его судьба. Цветок уже превратился в ярко-красную точку на воде. Не было сил оторвать от него взгляд. Он плыл все быстрее, постепенно теряясь в речном просторе, и наконец исчез. По-видимому, пошел ко дну. Мадлен, опустив руки, будто тяжелые виноградные кисти, все еще вглядывалась в блестящую речную гладь. Флавьеру чудилась улыбка у нее на устах. Наконец она выпрямилась. По другому мосту вернулась на правый берег. Теперь она шла домой все с тем же безразличным видом, равнодушно глядя на уличную суету. В половине пятого она исчезла за порогом своего дома, и Флавьер вдруг ощутил растерянность, собственную ненужность и отвращение к жизни. Чем занять вечер? Слежка за Мадлен оставила у него неприятный осадок, сделав еще более невыносимым его одиночество. Он зашел в маленькое кафе и позвонил Жевиню:
— Алло, Поль, это ты? Говорит Роже. Можно заскочить к тебе на минутку? Да нет, ничего не стряслось… Просто хотел кое-что обсудить… Ладно, сейчас буду. Жевинь отвечал по телефону с интонациями большого начальника. И в самом деле, его контора занимала целый этаж. — Будьте любезны немного обождать, мсье. Господин директор сейчас на совещании… Машинистка провела Флавьера в приемную, обставленную массивными скамьями для посетителей. «Он что, мне пыль в глаза пускает?» — пришло в голову Флавьеру. Но нет, вот появился Жевинь: он и впрямь провожал клиентов. Просторный кабинет был оборудован на американский лад: стол и шкафчики картотеки из металла, кресла из стальных трубок, пепельницы на никелированных подставках. На стене — большая карта Европы. К ней булавками приколота красная нить, отмечающая линию огня. — Ну? Видел ее? Флавьер присел, закурил сигарету. — Да… — Что она делала? — Была на кладбище в Пасси. — Ага! На могиле этой… — Да. — Ну, что я говорил! — вздохнул Жевинь. — Сам теперь видишь… На краю письменного стола, рядом с телефоном, стояла фотография Мадлен. Флавьер не мог оторвать от нее глаз. — На могиле только одно имя, — сказал он. — Но ведь родители твоей жены тоже, вероятно… — Ничего подобного! Они похоронены в Арденнах. А наш семейный склеп — в Сент-Уане… В Пасси похоронена только Полина Лажерлак. Это-то меня и пугает! Можешь ты мне объяснить, к чему эти посещения, это паломничество?.. И поверь мне, она не в первый раз там была. — Точно, она не справлялась у сторожа. Знала, где находится могила. — Черт! Я и говорю, она будто околдована этой Полиной! Жевинь расхаживал вдоль письменного стола, засунув руки в карманы. На шее, стянутой тесным воротничком, образовалась жирная складка. Зазвонил телефон. Резким движением он снял трубку и проговорил, прикрыв ее ладонью: — Ей кажется, что она и есть Полина. Сам подумай, как я могу не беспокоиться! Из-под руки у него доносился приглушенный голос. Жевинь поднес трубку к уху и повелительно произнес: — Алло, слушаю… Ах, это вы, дружище! Флавьер смотрел на портрет Мадлен. Лицо как у статуи; только глаза чуть-чуть оживляли его. Жевинь, грозно сдвинув брови, отдавал приказания, затем бросил трубку на рычаг. Флавьер уже жалел, что пришел. Он чувствовал, что тайна Мадлен была частью самого ее существа. Вмешательство Жевиня могло быть только пагубным… Дикая мысль вновь пришла Флавьеру в голову: а что, если душа Полины… — Как они мне осточертели, — сказал Жевинь. |
