Последние следы страха слетели с лиц супругов. Они оба громко, с облегчением вздохнули. Впервые за многие месяцы, за годы, с самого… дня гибели Робера Денизо они чувствовали себя в безопасности, спокойно. Такое чудо трудно было объяснить одной лишь невозмутимостью комиссара, его милым, благодушным тоном, как бы умиротворяюще они ни действовали. Ведь во время прошлых расследований его присутствие, напротив, усиливало, а не рассеивало тревогу. Значит, было что-то еще. Может, непривычный блеск в глазах толстяка, уверенность, сквозившая в мелких чертах его лица? Или, скорее, ликующее выражение, с которым он поглаживал любовно прижатый к груди бумажник? Слугам показалось, что на поместье дохнуло чистым, свежим воздухом. Еще немного — и они бы забыли о новых покойниках, как на время забыл о них проголодавшийся комиссар.

Франсуа взял жену за руку, помог ей подняться, и они все втроем вошли в дом.

— Я сейчас быстро согрею кофе с молоком, — говорила Маргарита. — Есть масло, мед.

— Давайте мед.

— Варенье разное.

— Хватит и этого.

Франсуа первым влетел в столовую и бросился искать в буфете яркую скатерть. А Маргарита уже орудовала на кухне.

Флесуа забрал у служанки сумку Симоны и небрежно кинул ее на стол, рядом с бумажником, а сам обвел внимательным взглядом стены. На обоях светлыми пятнами выделялись места, где раньше висели фотографии Робера Денизо.

— Фомбье ни одной не оставил?

— Да, ни одной. Все поснимал после смерти малышки.

— Его можно понять.

Флесуа прошел в гостиную, взялся за телефон.

— Алло! Дайте мне Кемпер! — Его немедленно связали с комиссариатом. — Алло!.. Виктор? Да, я. Звоню из «Мениля». Уладьте все с прокуратурой. Что?.. В общем, да. Два трупа… Маньяра еще нет? — Он машинально посмотрел на часы. — Нет, не стоит… Я сам пытался ему дозвониться. Он не ночевал дома. Ну, дело молодое… Ладно, как только появится… Спасибо!

Он повесил трубку, обернулся и тут только заметил в углу портрет Клодетты.

— Бедная девочка!

Он подошел поближе, снова отступил, отыскивая положение, где лучше падал свет. Но смотрел он уже не на полотно, вернее, он смотрел на него, но видел что-то другое. Блеск в глазах пропал, Флесуа стоял неподвижно, свесив руки, пока голос Маргариты не вырвал его из размышлений.

— Все готово, господин комиссар.

В руках у нее был поднос с бокалом, блюдцами, горшочками, дымящимся кувшином — все одинаковой расцветки: желтая полоса по коричневому фону. Флесуа пошел к столу.

— Хлеб я поджарила. Подумала, что тосты вам понравятся больше.

— Нет-нет. Дайте-ка мне буханку. Тосты! За кого вы меня принимаете?

Он отрезал себе огромный кусок, во всю ширину краюхи, намазал на него толстый слой масла. Слуги стояли, прислонившись спиной к буфету, сложив руки на животе. И покачивали головами.

Флесуа быстро заглотил бутерброд, опрокинул в рот половину бокала, вытер губы платочком из нагрудного кармана.

— Уф! Так-то лучше. На голодный желудок не очень-то… А вот теперь мы все втроем доведем дело до конца. Наконец-то!

— Конечно… мы… к вашим услугам, господин комиссар.

Он вывалил на скатерть сначала скудное содержимое сумки, потом все из бумажника: удостоверения личности, письма, различные документы, несколько купюр. А сам искоса посматривал на стариков, следя, как они реагируют на его слова.

— Для начала, что это была за девушка?

— А… какая девушка?

— Нас интересует только одна девушка — Симона Мезьер, сестра Сильвена… Только сядьте, ради Бога.