Франсуа придвинул два стула, уселся рядом с женой.

— Мне она никогда особенно не нравилась, — сказала Маргарита. — Не то чтобы неприятная, как раз наоборот. Только слишком уж самоуверенная, властная!

— А мне так не кажется, — отозвался Франсуа. — Я бы сказал…

Комиссар прервал ненужную дискуссию:

— Не об этом речь. Как она вела себя с Сильвеном?

— Ну, как старшая сестра. Она же была на шесть лет его старше. И держалась с ним прямо… прямо-таки по-матерински.

— Да… даже чересчур.

Флесуа сдвинул пальцем письма на столе.

— Позвольте образчик того, что она ему писала: «Малыш, вот уже две недели я живу без тебя… Знаю! У тебя работа, развлечения… Главное — развлечения! И думать забыл, что я осталась одна, а у меня нет никого, кроме тебя. Ты меня не поймешь, но умоляю, Сильвен, напиши. Я схожу с ума…» Ну так что вы об этом думаете?

Слуги только смотрели на него округлившимися глазами, и он наугад прочитал еще одну выдержку из письма:

— «Бедный мой малыш, как горько твое письмо! Как больно было мне его читать! Но раз решил вернуться, я тебя прощаю. Наконец ты будешь чуточку моим. О! Я не ревную, дело не в этом. Я стольким ради тебя пожертвовала! И теперь имею право не отпускать тебя! Жить с тобой рядом, жить тобой! Я стала похожа на старуху, лишившуюся всего на свете. Твое присутствие меня согреет, одно лишь присутствие, малыш. Больше мне ничего не нужно…»

Маргарита уперла руки в бока и напористо, почти агрессивно спросила:

— Она что ему, не сестра?

— Да Бог с вами! Мы послали запрос в Париж, ответ однозначен. Но чего не могла дать нам официальная справка, так это представления о силе неистовой сестринской любви.

— Господи Боже мой! — произнесла старуха.

— О! Не стоит драматизировать. И не надо воображать невесть что. Случай не такой уж редкий. Симона вырастила брата. Она качала его на коленях, ей он поверял первые тайны. Она жила для него, забыв, что сама еще молодая женщина. А потом в один прекрасный день Сильвену исполнилось двадцать лет. И он попытался стряхнуть с себя гнет ее любви. Этакий маленький зверек с острыми зубками! В конце концов, Симона не была ему ни матерью, ни любовницей. Разве мог он при своем юношеском эгоизме предположить, что бедняжка терзалась от невозможности стать ни той, ни другой? — Флесуа снова до краев наполнил бокал, отрезал еще кусок хлеба. — Жаль, что у нас нет второй половины: ответов Сильвена. Но я их и так хорошо себе представляю… Перейдем к другому. Ведь до того, как поселиться в качестве гостей в «Мениле», они жили в гостинице?

— Да, в «Каравелле».

— Именно. В «Каравелле». Но какого черта они выбрали «Каравеллу», самое ханжеское заведение в Беноде? Монастырь, да и только, как говорит инспектор Тьерселен. Месяца не проходит, чтобы хозяйка не обращалась к нам по поводу очередного высосанного из пальца скандала. Старая перечница…

Флесуа замолчал, углубившись в другие, разбросанные по столу бумаги, на которые вначале не обратил внимания. Потом сложил стопкой купюры.

— Кажется, понял… Скажите, в доме есть телефонный справочник?

— Лежит на полочке в гостиной.

Комиссар быстро прошел в гостиную, принялся листать толстый том.

— «Атлантак»… «Бориваж»… «Бельвю»… Ага! «Каравелла».

Через минуту он уже разговаривал со старой святошей.