Более того, как это часто бывает с психически ненормальными людьми, Семпл безо всякого промедления обратил мое внимание на гораздо более плачевное состояние Бишопа, на тот факт, что старик «не в себе» и что причиной тому его «возраст и болезнь». Но я знал, что мистеру Бишопу всего лишь шестьдесят семь лет, а это совершенно не тот возраст, в котором наступает и берет свою ужасную дань дряхлость...

Разумеется, в моих умозаключениях имелись и противоречия. К ним относился, например, вопрос об иннсмутских Маршах и их непонятной связи с этим клубом; тот факт, что Семпл нашел в одной из множества своих книг упоминание о моей раковине; и, прежде всего, странные обстоятельства, при которых я встретился с Сарой Бишоп. Но здесь, разумеется, придется предположить чистой воды совпадение.

Постепенно я уже убедил себя в том, что прав, и в качестве дополнительного доказательства снова припомнил странные бесстрастные лица людей... нет, пациентов, с которыми я сидел за огромным столом на обеде... Я подумал о них и о том, какими похожими они мне показались, как будто все они — члены одной семьи. Точно так же кажутся похожими друг на друга больные синдромом Дауна. Лица этих людей говорили за них, как и лица любой другой группы умственно отсталых, в особенности на фоне нормальных людей.

Да! Должно быть, именно таким и был ответ. Клуб был санаторием для группы людей, болезнь которых распознали. Соответствующие органы приняли необходимые предосторожности. Члены клуба ни в коей мере не были опасными безумцами, а всего лишь больными людьми, чей психический распад — возможно, у большинства частичный — требовал пристанища, где они время от времени могли получить передышку, отойдя от реальной жизни.

А Сара? Бедная Сара... Неудивительно, что она впала в такую ярость, когда я обозвал их «дегенератами». В глубине души она должна знать правду, которую она, пусть и весьма своеобразно, попыталась мне рассказать: она считала их просто «другими». Неудивительно, что я счел девочку странной и удивился тому, как она смотрела на меня! Она предложила мне дружбу и, как я подозревал, много больше, чем просто дружбу, которую я столь бессердечно швырнул ей обратно в лицо. Кстати, теперь, когда я докопался до сути дела, я начал понимать, что моя неспособность принять ее как женщину, возможно, проистекала как раз из этого...

И тут я, наконец, вспомнил о ракушке. Она по-прежнему находилась в комнате Семпла, где я оставил ее. Что ж, она все еще была моей собственностью, и я хотел получить ее обратно. Не то чтобы я считал, что вопрос обладания ею может стать камнем преткновения, но чем скорее она вернется ко мне, тем лучше. Потом я заметил клочок бумаги, засунутый под трубку моего телефона. Там был номер и жирная подпись «Сара Бишоп».

Я понимающе кивнул самому себе: очевидно, Сара предвидела реакцию на свой рассказ. Она сказала, что я должен знать, где ее найти, когда захочу извиниться. Но еще слишком рано, чтобы звонить ей, решил я. Кроме того, в любом случае, после того, как я изгнал из своего организма нервное напряжение, не говоря уж о слишком большой дозе алкоголя, я обнаружил, что необычайно устал. С легким сердцем я решил попытаться несколько часов поспать, а с Сарой поговорить попозже.

Следующие полчаса я провел за письменным столом, пытаясь доработать старую правленую-переправленную рукопись со множеством вставок, но только совсем ее испортил, после чего швырнул на пол ручку и решил поехать в лодочный клуб. Разумеется, на это у меня было достаточно причин. Мне надо было забрать раковину, и я хотел бы воспользоваться возможностью оправдаться за свое вчерашнее поведение перед как можно большим числом «членов» клуба. Наконец, не в последнюю очередь я собирался извиниться перед Сарой за мой прискорбный недостаток хороших манер и все остальные проступки, в которых она могла счесть меня виноватым.