Да уж, воистину невинность и чистота!

Вору вполне хватило того, что он увидел. Он стремглав выбежал из кабинета... С этого все и началось. Насколько понял вор, именно тогда он впервые стал беглецом, именно с тех пор постоянно убегал.

И он больше не мог смеяться при мысли о вечном страже храма Сануси. Существо, которое преследовало его, подбираясь все ближе и ближе с каждым днем, было не живым в том смысле, в котором люди понимают это слово. Он видел его достаточно часто: горящие глаза и истлевшее лицо. И вот теперь здесь, в Лондоне, тварь наконец выследила его, загнала под землю...

Теперь глаза беглеца привыкли к темноте подземелья. Слабого света фосфоресцирующих стен, покрытых селитрой, хватало, хотя и едва-едва, чтобы осветить путь, так что жечь спички больше не пришлось. Это тоже было неплохо, так как коробок оказался уже изрядно опустошен. Беглец прошел по подземному ходу уже около ста пятидесяти ярдов и знал, что скоро выйдет в подземелье. Потом он окажется у подножия каменной лестницы, которая закончится у открытых дубовых дверей. За ними будет высокая просторная комната, где каждый звук отдается гулким эхом — пятиугольное помещение, где у каждой стены стоит по деревянной скамье, а в центре пьедестал с каменной чашей. Там будет вторая дубовая дверь, запертая. Ну или, по крайней мере, эта дверь всегда была заперта в те времена, когда беглец был мальчишкой.

Он никогда не знал, как строители предполагали использовать это место, но часто строил догадки. Пожалуй, это была библиотека, которую давно забросили, или какая-то тайная фабрика? А туннель, должно быть, служил для удаления отходов. Темза с ее приливами и отливами уносила их. Как бы то ни было, для него это место всегда служило убежищем. Теперь же ему предстояло еще раз сыграть эту роль, по меньшей мере, до рассвета. Его преследователь днем вел себя не так активно. А тем временем...

Сейчас беглец находился в подземелье, где ребристые каменные потолки поднимались к массивным замковым камням. Он разглядел старую каменную лестницу, уходящую во мглу. Пройдя по гулким каменным плитам и поднявшись по ступеням, беглец наконец подошел к двери и, навалившись плечом, открыл ее. Петли, многие сотни лет не видевшие смазки, зловеще заскрипели. Визгливое эхо раскатилось под каменными сводами и замерло. Он снова вглядывался в пыльную тьму оплетенного паутиной пятиугольного помещения из резного камня.

Здесь света оказалось больше, все еще слабого и тусклого от пыли и серых клубков паутины, но все же постепенно набирающего силу по мере того, как ночь сдавала позиции дню. Вот те самые скамьи, на которых беглец часто лежал долгими одинокими ночами, а в центре комнаты возвышался пьедестал с чашей, но теперь он оказался задрапирован белой тканью. А вторая дубовая дверь была... приоткрыта!

Руками, трясущимися так сильно, что они почти его не слушались, беглец зажег еще одну спичку и поднял ее высоко над головой, разгоняя мрак. На каменных плитах пола виднелись следы ног! Свежие следы в пыли... И чистое полотнище, задрапировавшее каменную чашу... Что все это значило?

Беглец подошел к пьедесталу, отогнул край полотнища. В чаше плескалась свежая вода. Ее поверхность слабо поблескивала. Он зачерпнул немного рукой, принюхался и наконец выпил ее, утолив жгучую жажду.

Отвернувшись от пьедестала, он чуть не столкнулся с полированным деревянным столбом с перекладиной, установленным в круглой опоре. Несмотря на то, что эта штуковина формой очень напоминала виселицу, она ни в коей мере не выглядела зловещей.