По всей видимости, до сведения Министерства по национальной экономике дошло, что СВТС проводил несанкционированные эксперименты на торфяниках — эксперименты, включающие бурение глубоких шахт в земле и мощные подземные взрывы!

Согласно предварительному заявлению министра, эти «экспериментаторы» несли прямую ответственность за выход на поверхность подземных потоков в Сарби, затопление моста и уничтожение пятидесяти ярдов шоссе; далее он подчеркивал, что результаты могли бы стать и вовсе катастрофическими. Если бы вода пробила себе выход наружу в каком-нибудь другом месте, вполне могли бы оказаться затопленными целые деревни!

Разумеется, меня не слишком интересовали эти обвинения, но зато очень интересовали места, где проводились взрывы. Разве мой дядя в конце своего повествования не упоминал о чудовищном взрыве, вынесшем его на свободу? Я торопливо пробежал глазами конец заметки и узнал, что место проведения последнего и самого сильного из взрывов находилось в торфяниках лишь примерно в четырех милях от того места, где нашли дядю. Заряд взорвали на большой глубине при помощи дистанционного управления в 10 часов утра 2 августа, всего лишь за четыре или пять часов до того, как моего дядю нашли бродящим в окрестностях Сарби!

Чем больше я узнавал, тем яснее мне становилось, что у галлюцинаций профессора была, по меньшей мере, отправная точка в реальности. Однако я молился, чтобы этим все и ограничилось.

Вечером 23 сентября я оставил дядю на попечение Гарри Вильямсона и вышел на свежий воздух, чтобы прогуляться вдоль прибрежных скал. Шелест волн успокоил меня, и я отлично понимал, как сильно и отрицательно повлияли на меня события прошлого месяца. Правда заключалась в том, что мне необходимо было хорошенько кое-что переосмыслить, ибо я серьезно подумывал, несмотря на мнение, которое выработалось у меня к тому времени, не последовать ли мне совету доктора Таппона поместить дядю в частную лечебницу. Подобное действие, сколь бы жестоким оно ни казалось, дало бы мне время на проведение дальнейшего расследования. Но, как оказалось, мне не нужно было ломать голову относительно будущего профессора...

Мой дом стоит на самой окраине деревни, всего лишь в нескольких милях от шоссе А19, которое идет на юг, а потом на запад от йоркширских торфяников к Тирску, Йорку и Селби. Я упомянул этот факт затем, чтобы проиллюстрировать ту легкость, с которой любой путешествующий через Харден может добраться до торфяников. На автомобиле это путешествие занимает от полутора до двух часов в худшем случае, в особенности, если этот автомобиль такой же мощный, как у меня.

К тому времени, как я добрался до садовой ограды, я уже понял: что-то не так. Я вышел три часа назад, примерно в восемь часов вечера, ночь выдалась довольно темной; но сейчас я видел, что мой дом залит светом, а моей машины нет в гараже, двери которого распахнуты настежь. Потом я заметил, что входная дверь тоже приоткрыта. Я в нерешительности остановился. Тут дверь распахнулась, и оттуда, шатаясь, показался Гарри Вильямсон. Он держался за голову, а на его лице застыло выражение потрясения, смешанного с замешательством.

Задержавшись лишь для того, чтобы удостовериться, что Вильямсону не требуется срочная помощь, я поспешил в дом и быстро осмотрел все комнаты. Нужно ли говорить о том, что дяди нигде не оказалось?

Показания, которые той ночью чуть позже дал полиции Вильямсон, приведены ниже.

После того как Титус Кроу ушел, я снова проверил, спит ли профессор, и сварил себе кофе. К тому времени, как я закончил его пить, было, пожалуй, примерно около 20:30. Я убрался на кухне и вернулся в свое кресло у двери в комнату профессора. Я выкурил сигарету и потом еще немного почитал. Сразу после 21 часа я услышал, как профессор говорит во сне. Я знал, что он должен спать, потому что в 18:30 дал ему успокоительное.