Ларо Аэн, думаю, предпочел бы пытки, и, вероятно, ему было бы проще, если бы на его глазах мучили племянника. Тогда бы он не чувствовал себя предателем и неудачником. Судя по затравленному взгляду, нелюдь далеко не в восторге, что человечка поставила его на колени, а теперь еще и философски взирала на полученный результат, размышляя, как вытянуть из этой ситуации максимум полезного.

    – Итак, ларо, начнем с вашего полного имени, даты и места рождения, – мягко начала я.

    Дальнейшие вопросы срывались с губ автоматически. Это был только пробный допрос, разминка, я проверяла реакции допрашиваемого, готовность идти навстречу, правдивость. Здесь важны даже не сами вопросы, а быстрая и неожиданная смена темы – только если окончательно выбить из-под ног собеседника почву, можно получить по-настоящему правдивый ответ, это в нас хорошо вбили в академии.

    Ларо Риэнхарн сопротивлялся до последнего, но через два часа непрерывного обстрела сдался и открылся, пускай неохотно, пускай немного… Но умелому дознавателю и этого хватит! Когда я удвоила напор, он на меня посмотрел как на хищницу. Сделав вид, будто ничего не заметила, я еще полтора часа продолжала допрос, даже не пытаясь вникнуть в произносимое нелюдем. В тот момент мне было важно не то, что он говорил, а то, как он говорил. Хотя и полученная информация даром у меня никогда не пропадала: на подставке в углу размеренно подрагивал пока еще прозрачный кристалл, который старательно сохранял каждое произнесенное в допросной слово. Я всегда использовала такие милые приспособления, облегчающие жизнь любому дознавателю. Правда, специалисты старой закалки предпочитают, чтобы допрос записывался секретарем, но лично я считаю: присутствие постороннего лишает дознавателя многих преимуществ и помогает подозреваемому сохранить душевное равновесие, поэтому никого в допросную упорно не пускала. К тому же порой приходится оформлять допросы задним числом, чтобы ничто не просочилось куда не следует. Мой метод работы породил бездну слухов, в частности, о том, как я заживо режу подозреваемых на кусочки. И даже то, что ни один мой фигурант не исчез во время расследования (чем я кардинально отличаюсь от других дознавателей), не помогло в восстановлении моего доброго имени. Да я и не особо старалась: репутация самого ужасного работника отряда дознавателей давала весомые преимущества.

    Когда часы в коридоре пробили три часа дня, я смилостивилась и позволила охране отвести кахэ в его камеру. На лице нелюдя читалось облегчение пополам с обреченностью: облегчение – потому что сегодняшний допрос был закончен, обреченность – потому что ларо Аэн не хуже меня понимал: это только самое начало веселья.

    Я зажмурилась, вытянула ноги и блаженно потянулась в кресле, которое хоть и являлось самым удобным из всех, которые я могла выбить из своего начальника, все равно удручающе подействовало на мою пятую точку опоры. День был прожит не зря, я чувствовала себя триумфатором, хотя в устроенном мною спектакле чувствовался явный привкус халтуры. Не попадись мне племянник подозреваемого, я бы этого упрямого нелюдя могла на части пилить – и все без толку. Уже сломав сопротивление ларо Риэнхарна, я осознала: скорее всего, другим способом я ничего бы не смогла от него добиться. Это было более чем унизительно. Меня будто с грязью смешали. Вот передо мной оказался тот, кого я, несмотря на всю свою хваленую выдержку, холодность и ум, не в состоянии была сломать. Разве это правильно? Я большую часть жизни положила на то, чтобы стать лучшей, чтобы мое имя произносили только шепотом и предварительно сплюнув через плечо, а тут появился какой-то Риэнхарн Аэн, пускай и трижды из Дома Эррис, и превратил всю мою жизнь в труху!

    Именно тогда я ощутила к этому кахэ чувство, сильно напоминающее ненависть.