«Заязд Эстерки», как все еврейские заязды, грязный, холодный, с дурно прилаженными окнами и хлопающими дверьми. Двери между нумерами ничем не заклеены, и под каждою дверью большое пустое пространство. В нумере слышно все, что говорят в соседних нумерах, справа и слева. Один из моих товарищей К—ч отправился к своему отцу, для свидания с которым он приехал из Вильна, а другой занял нумер рядом со мною, в нумере с другой стороны слышны молодые женские голоса и треск от раздираемой материи: там что-то кроят.

Извозчик еврей, похитивший меня со станции железной дороги, взыскал с меня полтинник за доставление к Эстерке. Абрам, метрдотель Эстерки, стоявший при моем расчете, освидетельствовал, что это «стоит полтинника»; ну, стоит и стоит, делать нечего. Приезжает мой товарищ, обыватель литовского края и знаток здешних людей и здешних нравов. Извозчик в два приема сносит за ним кучу вещей, которых со мной не было, и получает за это 40 грошей, т. е. 20 коп. сер<ебром>.

– Замало, пане, – говорит извозчик, – нужно бы 50 грошей.

– Иди вон!

– Дайте десять грошей.

– Абрам!

– Только пять грошей прошу.

– Абрам! Абрам!

Входит Абрам.

– Что ему следует от железной дороги?

– А чи я знаю? – говорит Абрам.

– Врешь, говори!

– Ну, вы же рядились с ним.

– Нет, не рядился.

– Ну, так дайте ему злотого (15 копеек).

Извозчик забормотал по-еврейски, тыкая под нос Абраму злот и десятигрошовый билон.

– Пошли оба вон.

Евреи продолжают кричать.

– Пошли вон, говорю вам, пошли!

Извозчик выскакивает за дверь, а Абрам за ним. «Подерутся», – думаю себе и выхожу на галерею, устроенную вдоль нумеров, а Абрам стоит с извозчиком и беседуют самым любезным образом на своем жаргоне. Все-таки мне неприятно, что мой сопутник, добрый и мягкосердечный человек, так круто обращается с евреями.

– Пане!

Оборачиваюсь: за мной стоит хромой еврейчик.

– Я помощник Абрамки.

– Что ж тебе нужно?

– Постель пану нужна?

– Нужна, только чистая.

– О! что уж чистая, то будет чистая.

Еврейчик скрывается и через полчаса вносит две простыни и две подушки.

– Разве это чистая постель? – говорю я, указывая на подушки и простыни.

– Ну, что это, это пустяки, так якое-то пятнышко.

– Пусть и так, а ты мне дай другую постель.

– Ой, нету, далибуг же нету, пане!

– Так за что же вы деньги берете?

– Як за что? За постель.

– За грязную?

– Ай, ай, ай, як пану не стыдно такое говорить, – говорит еврей укорительным тоном, – чи ж это грязная постель?

– А пятна?

– Ну, что за пятна, пустые пятна.