Небо буквально почернело от миграций перелетных птиц: гусей, уток, журавлей. Два орла на дереве, над гнездом, где по весне орлица, должно быть, сидела на яйцах, оставались недвижными, хотя нас разделяла едва ли не сотня шагов. В тот же день слева от нас, вблизи береговой линии, увидели китайскую пагоду и замок диковинной архитектуры, не относящейся, показалось, ни к одному ее известному классу. Оба строения находились в окружении некоторого количества калмыцких палаток. Мы подозвали капитана и обратились к нему с вопросами; это был замок князя калмыков и пагода культа Далай-ламы. Мы находились еще в 25-30 верстах от Астрахани. Вскоре два эти памятника, которые казались пограничными знаками азиатского производства у предела европейского мира, затерялись в вечернем мраке.

Наконец, через три вечерних часа, увидели яркое множество огней, оживленное движение судов, услышали сильный гул голосов.

Мы вошли в Астраханский порт.

Высаживаться в тот же вечер было затруднительно, и мы явились к месье Сапожникову в 10 часов утра.

Конечно, было письмо к управляющему, но он мог уже спать, а наше появление стало бы событием, чего я всегда старался избегать. Итак, мы провели на борту «Нахимова» последнюю ночь, урегулировав счет с нашим бравым капитаном, который сделал все, что мог, отдадим ему эту справедливость, чтобы быть с нами любезным.

На следующий день, в 10 часов, лодка доставила нас на берег, нас и наш багаж; поднялись на дрожки, отличные от других видов таких экипажей, велели сложить вещи на телегу, и Калино своим самым импозантным голосом крикнул:

― Дом Сапожникова!

Это означает maison Sapognikoff (фр.).

Кучер подвез нас к самому красивому дому города и сразу въехал во двор, как если бы мы приехали домой. Впрочем, он имел на это полное право, достойный человек: прошло более шести недель, так как управляющий получил уведомление и уже месяц, как ожидал нас со дня на день. Я не сказал бы, что нас проводили в нашу квартиру, нет; русские понимают гостеприимство гораздо шире: весь дом был для нас. Так как голод, в 11 часов, уже заявлял о себе, я отправил Калино коснуться в разговоре с управляющим важного вопроса еды и попросить его советов, как организовать наш быт в Астрахани. Он ответил, что нам не надо ни о чем беспокоиться; месье Сапожников распорядился, чтобы мы пользовались самым широким гостеприимством. И в доказательство от нас требовалось лишь пройти в столовую, где ожидал приготовленный завтрак. Мы тут же это проверили, и, к нашему великому удовольствию, стол действительно был накрыт.

Хотя в Астрахани, благодаря развитой системе ирригации, собирают великолепный урожай винограда с ягодинами, крупными как мирабель, местное вино посредственное. Поэтому на столе мы нашли наиболее ценимое в Южной России вино трех марок: Бордо, Кизлярское и Кахетинское. Вначале я не придал никакого значения самоценности последнего. Привезенное в бурдюках, оно пропиталось вкусом и запахом бурдюка, чем наслаждаются астраханцы, но что иностранцам, сужу по себе, должно доставлять мало шарма.

За завтраком нам объявили о приходе начальника полиции. В противоположность другим странам, где визит начальника полиции всегда вызвал бы переполох, в России, как мы узнали, он ― символ гостеприимства и первое звено в цепи знакомств, всегда приятных. Я, значит, поднялся, чтобы лично проводить начальника полиции на место возле себя. Оказал ему почести завтраком нашего хозяина, но он остался безразличным ко всему за исключением стакана Кахетинского, которое он дегустировал с наслаждением. Это мне напомнило фанатиков виноградного вина в Афинах, предлагающих вам мерзкое пойло как настоящий нектар, открытый гастрономами [греческих островов в Эгейском море] Самоса и Санторина [Тиры]. Без бурдюка Кахетинское в самом деле превосходно. Самосское и Санторинское ― мерзейшее вино, которому сосновая шишка отдает свою горечь.