– Почему мученики?

– А ты разве не знаешь? – И кавторанг Чоколов объяснил: – Японцы переделали на «Варяге» все гальюны на свой лад. Ни тебе сесть, ни тебе встать. Говорят, ходят по двое, как близнецы. Один гадит, а другой его держит… Потом меняются ролями!

– Я знаю японцев, – добавил Уилки, показав ноготь. – У них на кораблях вот такие громадные муравьи, удивительно кусачие. Это вас еще ждет на флотилии, если они не подохнут от холода!

Британский консул Холл заговорил, а Уилки быстро и смекалисто переводил непонятливому Чоколову.

– Плохие гальюны, – к лучшему, – утверждал консул авторитетно. – Не знаю, как у вас, но на флоте его королевского величества гальюны – нечто вроде клуба для матросов. Меньше будет и у вас вредной политической агитации…

– Чепуха! – возразил хамоватый князь Вяземский. – У нас, консул, есть фитили на баках. Именно там, возле обрезов для курения, и возникают все заговоры бунтов. Даю руку на отсечение, что каждого матроса, выкурившего у обреза тысячу папирос, можно смело расстреливать: он уже революционер!

Холл не пожелал развивать эту тему далее.

– Небольсин, – строго посмотрел он на инженера, – можете вы не задерживать союзных грузов?

– Нет, я вынужден их задерживать, – ответил путеец. – У меня железный график движения. Воинский график! Четыреста тысяч пудов грузов в одном направлении – вот суточный предел дороги… Я сделал, сэр, все, что мог, с вашими пикринами…

– Перекатил их со своей дистанции на чужую? – захохотал Уилки. – Аркашки, ты очень славный парень, но…

– Ты тоже славный, Уилки, – в тон ему ответил Небольсин.

Чья-то рука легла сзади на плечо инженера:

– Аркадий Константинович, я вас ищу…

Небольсин повернулся; перед ним стоял толстенький, упитанный, как боровок, главноначальствующий в Кольском заливе и на Мурмане капитан первого ранга Коротков.

– Да, госпожа Брамсон мне говорила. Я к вашим услугам.

– Зайдите в штаб, – попросил Коротков. – Есть дело…

Прежде чем зайти в штаб, Небольсин заглянул во французское консульство. В медленно сочившемся над заливом рассвете колыхался трехцветный флаг союзной Франции, выше на горе трепетал, вытянутый по ветру, флаг Британии. Не было только американского. Но поговаривали, что Америка тоже ввяжется в эту мировую бойню… Будет тогда здесь и звездный стяг САСШ! В пустынном вестибюле барака консульства – ни души.

– Лятурнер! – позвал Небольсин. – Где вы?

Вышла в халате француженка-секретарша и, повиснув на шее путейца, поцеловала его в щеку:

– Мой Аркашки… мой лубовь…

Небольсин вскинул руки, защищаясь от поцелуев:

– Умоляю тебя, Мари, оставь меня! – И мохнатым медведем, широко ступая, он ввалился в двери барачного салона Французы как раз завтракали.

– Садись! – Майор Лятурнер придвинул ногою стул. Раскинув полы шубы, Небольсин присел возле железной печки, гудящей от быстрого пламени, погрел руки:

– Спасибо… Я зашел только узнать: нет ли чего из Франции? Для меня – от моего брата?

– Нет, Аркашки, – ответил Лятурнер. – Сейчас одну из частей русского корпуса переводят под Салоники. Может, твой брат напишет тебе прямо из Македонии?

Небольсин вздохнул. Французы сосредоточенно наедались. Чуточку просветлело, – пасмурно и хмуро. На фоне берега отпечатался силуэт «Варяга», и Небольсин опять не смог сдержать в себе гордости русского человека.

– Вы слышали? Мурманск пал… пришли сибиряки!

Французы встретили эту новость кисло:

– На «Варяге» надо менять все каналы стволов.