Изменить размер шрифта - +
Только высоко поднималась и па­дала чахоточная грудь да все тело вздрагивало тяжелой судо­рогой; лицо было облито потом, редкие темные волосы при­липли на лбу и на висках тонкими прядями.

—    Яша, очнись… Что ты, голубчик? — тихо говорила де­вушка, напрасно отыскивая глазами воду.

Она торопливо вышла и вернулась через несколько минут с большим графином холодной воды, которую и начала лить Яше прямо на голову; тот вздрагивал, отмахивался руками, причитал что-то своим хриплым тенором и только чувствовал, точно с него сдирают кожу. Это была ужасная минута, слиш­ком хорошо известная всем записным пьяницам.

—    Ну, теперь лучше?—спокойно спрашивала девушка, кончив свою жестокую операцию.

Яша с трудам открыл мутные глаза, посмотрел прямо в го­лубые глаза девушки и засмеялся.

—    Узнал? — спросила она.

—    Чертики… вен… вон!.— закричал Яша, вскакивая с ме­ста и тыкая пальцем прямо в глаз девушке; в них опять пры­гали знакомые черные фигурки, переплетались, Кйк черви, и высовывали красные языки.

—    Дурак! — обругала девушка сумасшедшего, а потом до­стала из кармана пузырек с нашатырным спиртом, отсчитала в рюмку несколько капель, налила воды и подала неподвижно сидевшему Яше.— На, выпей…

—    Водка?

—    Да, водка…

Яша дрожащей рукой схватился за рюмку и опрокинул ее в рот; он даже не почувствовал, что такое выпил, а только тя­жело вздохнул. Девушка подняла валявшуюся на полу гитару, настроила оборванную струну и села с гитарой на раскрытое в сад окно. Взяв несколько аккордов, она заиграла какую-то заунывную немецкую песню, ловко и отчетливо перебирая стру­ны своими тонкими белыми пальцами. Потом немецкая песня перешла в разудалую цыганскую «Настасью»; девушка, от­бросив белокурые волосы, падавшие на лоб, вполголоса за: пела:

Звуки музыки и пение заставили Яшу открыть глаза и под­нять голову; он пришел в себя и долго смотрел то на свою ком­нату, то на сидевшую на окне девушку.

—    Мантилья Карловна, это вы-с? — как-то нерешительно и конфузливо заговорил он, ощупывая свою мокрую голову.

—    Я, Яша, а ты тут чего колобродишь? И не совестно те­бе?.. а? Посмотри, какой у тебя голос…

—    Голубушка, Мантилья Карловна, больше не буду,— за­шептал Яша и бросился в ноги девушке.— Простите вы меня, дурака!

Он припал мокрой головой к ее юбкам и опять зашептал что-то такое совсем бессвязное.

—    Як тебе за делом пришла… ах, отойди, пожалуйста! — брезгливо проговорила Матильда Карловна, подбирая юбки под себя.— Грязный весь…

—    Ручку… ручку пожалуйте, а то не уйду! — повторял Яша с упрямством протрезвляющегося человека.

—    Хорошо, на…

Яша припал к протянутой белой руке и долго целовал все пальчики по порядку, эти удивительно красивые пальцы с ро­зовыми ногтями и просвечивавшей, точно атласной кожей.

—   Да как вы сюда-то попали?., а? — удивлялся Яша, не йыпуская маленькой теплой ручки.

—    Дело есть, Яша… Гуляла по саду и зашла проведать тебя. Ах, да, а где Ремянников? — спросила она серьезным тоном и, прищурив глаза, пытливо посмотрела прямо в глаза Яше, который все еще стоял перед ней на коленях.

—   Где Федька? Да он все время здесь был… мы вместе пили, а потом уж я не помню…

—    Врешь, подлец! — крикнула Матильда, и ее лицо покры­лось розовыми пятна-ми.

Быстрый переход