|
Зеркала в нем померкли. То ли это такой свет, то ли что-то случилось с их ровным зеркальным отображением, но они не бросаются в глаза отражением. Будто помутнели. По крайней мере, ни них совершенно не обращаешь внимания.
Алексей вносит свою конструкцию, она уже разложена большей частью на полу, уже ощущается, что это в скором времени будет нечто цельное.
Он сосредоточен и не замечает, как в открытую дверь просовывается корзинка с цветами. Возникает она, следом — Старуха, несущая, как нечто непотребное, на вытянутых руках.
За ней на цыпочках — Паша и Алина, они крадутся, Старуха не замечает их… Алина, увидев Алексея, прикладывает палец к губам, чтобы он не выдавал их. Но Алексей ничего не понимает.
— Алексей Иванович… — говорит елейным голоском Старуха.
— Гав… — в один голос восклицают дети.
Старуха рефлекторно прижимает к себе корзину с цветами.
— Вы такие смешные, — говорит Алексей. Он улыбается им навстречу.
— Озорники, — соглашается Старуха совсем другим тоном.
Молча ставит корзинку на рояль и молча выходит.
— Вы обидели ее… — говорит Алексей, продолжая как-то ласково смотреть на детей, — она унесла обиду с собой… и может, поэтому, обидеть кого-нибудь еще… и эта ее обида вернется к вам… Если вы не поймете, что обидели ее.
— А если поймем? — задиристо спрашивает Алина.
— Если поймете, то не сделаете этого в следующий раз… Такая хитрая штука, нужно лишь понять. И тогда что-то уже изменится…
— Что это вы делаете?
— Так… — говорит Алексей. — Скоро узнаете.
Паша, который стоял все это время набычившись, вдруг спрашивает:
— Вы не дадите нам поиграть… свою игрушку?
Алексей вопросительно смотрит на него.
— Ну, ту самую, которую вы нам показали… коробочку.
— Это не игрушка, — говорит Алексей. В его словах что-то окончательное, какой-то смысл. — Но вы можете взять ее… на столе в моей комнате.
— Спасибо, — говорит Паша… Нам непривычна его вежливость, упрямая вежливость мальчика, незнакомого с ней.
Алина удивленно смотрит на приятеля.
Чулан. Виктор и Зоя. Все произошло… Виктор в джинсах. Зоя не стала поправлять одежду. Юбка по-прежнему задрана, кофта на груди расстегнута.
Виктор роется у нее в сумочке, находит сигареты и зажигалку, Прикуривает.
— Сгорим, — говорит Зоя.
— Ты не сгоришь.
— Да?
— Тебе не дано ни сгореть, ни утонуть. Ты помрешь своей смертью… в глубокой старости.
— Это вроде не комплимент?
— Какая разница.
Виктор сидит в позе Роденовского «Мыслителя». Но лицо — зло, губы тонко поджаты.
— Ты, вроде, недоволен мной?
Виктор через силу оборачивается к ней.
— Я всегда доволен вами… вы все такие милашки…
Рояль. Корзина с прекрасными цветами. Мы любуемся ими, какие они свежие с капельками росы на них. Они предназначены для чего-то хорошего, еще не состоявшегося, но уже близкого. Они — временно здесь, их предназначение — быть подарком, быть благодарностью.
Зоя идет по коридору, шаг ее решителен. Она долго идет, много дольше, чем позволяет длина коридора. Может быть, мы видим, как несколько раз она проходит одно и то же место — где-то происходит неуловимое смещение пространства, она продолжает идти, хотя мы принимаем, что коридор не может быть таким длинным. |