— Не хотите ли ужинать? — предложил генералу князь, помня, что ему нужно отравить его.
— С удовольствием! — отвечал генерал, и они отправились в столовую, по дороге в которую Автоматов прихватил с собой какого-то мизерного человека со значком присяжного поверенного на фраке.
— Бутылку «вдовы Клико»! — крикнул князь и, разливая вино в стаканы, всыпал в стакан Автоматова яду.
Однако на титаническую натуру Автоматова яд не подействовал; мало того, гигант даже съел после этого целого поросенка с кашей и сказал князю:
— Не хотите ли вступить в нашу компанию, дабы объегорить одну барыньку насчет наследства? Возьмите три пая.
Князь поблагодарил и решился повторить попытку отравления.
— Едемте к Доротту, — предложил он.
Предложение было принято. Марфа Васильевна в радости захлопала в ладоши.
— Тройка — это роскошь! Помните, что говорит про тройку английский поэт Давид Копперфильд? — проговорила она.
Через полчаса тройка поджарых лошадей летела к Триумфальным воротам. Ямщик гикал на них с московским пошибом и подкатил к подъезду Доротта.
Компания вышла. Скуластый касимовский татарин во фраке отвел им отдельную комнату; здесь князь уже не стеснялся и закатил в рюмку Автоматова целый фунт мышьяку; Автоматову сделалось дурно.
— Домой, домой! Мне дурно! — заговорил он, и через несколько времени троечные сани подкатили их к красивому каменному дому на Большой Морской. В санях сидели также Марфа Васильевна и князь.
Когда Автоматов вошел в свой кабинет, он уже был холодным трупом.
— Теперь я твоя навеки! — проговорила разгоряченная Марфа Васильевна и, как бы «обожженная лучезарным хвостом идеи», упала к князю на грудь.
В углу стоял пан Тзмпрзжицкий и сверкал своими изумрудными глазами.
— Вот так по-американски поддели дельцов! — глухо произнес он.
Марфа Васильевна подняла голову и с ловким московским пошибом показала пану кукиш…
--
Однако довольно. И то одеревенела рука. Буду продолжать свой роман на будущей неделе.
ГЛАВА IV
«Преступница или нет?»
На другое утро Марфа Васильевна с ужасом отшатнулась от князя Слабонервова. Отшатываясь, она выронила из кармана маленькую записную книжку в перламутровом переплете, запертую большим висячим замком. Князь Слабонервов тотчас же незаметно поднял ее и спрятал за пазуху. Ему чувствовалось, что в этой книжке заключается страшный секрет, узнав который он может держать Марфу Васильевну в руках. Придя домой, он тотчас же заперся в своем кабинете, взял лом, взломал им замок и, раскрыв книжку, начал ее перелистывать. Глазам его представилось несколько страничек, исписанных мелким женским, убористым почерком, а во главе первой странички стояла следующая строка, представляющая набор русских букв:
«Йашулс ен — обюлен».
Затем такими же тарабарскими строками исписаны были все странички. Князь долго ломал себе голову, стараясь придумать, на каком языке все это писано, и, наконец, выпив целый графин воды, очень ясно понял, что все это надо читать наоборот от правой руки к левой и что таинственное заглавие значило: «Не любо — не слушай». Продолжая читать, он прочел следующее.
Родилась я на южном берегу Белой Арапии. Отец мой был цыган, а мать — капорка. Матери я лишилась рано. Мы жили на родине и честно зарабатывали себе хлеб, занимаясь конокрадством, но в один прекрасный день в Белую Арапию приехал статский советник Автоматов и предложил моему отцу место механика на своих шелковых фабриках, находящихся на берегу Ледовитого океана. Отец с радостью согласился, и мы переселились в Россию, сделавшись задушевными друзьями с Автоматовым. |