Летопись своей судьбы.

Свое самособытие.

Войны и потрясения станут школьной невнятицей, как те войны, которые учили — мы, а мое — вечно будет петь.

15-го марта 1939 г.

15-го марта 1939 г. — вход в Прагу. В 7 ч. 45 мни. освещается градчанский зaмок, взвивается флаг. Вся Прага — на площади: последний гимн, вся толпа поет и плачет. 16-го — сплошной парад, оркестры военной муз‹ыки›, вся Прага залита офицерами. Толпа идет к Памятнику павшим (Monument aux morts) — за независимость Чехии: толпа нашла свою дорогу.

Тaк что мое «Можно ль, чтоб века бич слепоок родину света взял под сапог — сказанное тогда в сентябре и недосказанное, потому что не знала: где радий? в отобранных или неотобр‹анных› областях? — сбылось: вся родина (света) взята под сапог!

8 апреля 1939 г.

Страстная Суббота — 8-го апреля 1939 г. Пастёр. — Вчера сожрали Албанию. Скипер вопил на всех языках: Спасите Албанию! (S. О. S.) Потрясающая телегр‹амма› какого-то министра — захватчику: 500 л‹ет› назад варварами были — азиаты… У азиатов были руки в нашей крови… ‹Муссолини?›, пока не поздно… Мы — не сдадимся. Нам честь — дороже жизни. В наш край вы придете по трупам, не только мужчин, но и женщин… — Attention! Tirana parle… Attention! Tirana parle…[13] — и безумный (нарочный) треск морса — не незаглушающего. 100000 ит‹альянцев› — (иные говор‹ят› сорок: всё равно) напали на стр‹ану› с милл‹ионом› населения. Жена короля Зогу — Джеральдина — бежала с 2-дневным сыном… Нынче, в Страстную Субботу, итальянцы вошли в Тирану и Скутари. Население ушло в горы. Нет пуль — бросают камни. — «Черногорцы, что такое?…» И Тироль. И Кавказ.

9-го мая 1939 г.

Вчера, 8-го мая — Hommage a la Tchekoslovaque [14]. Узнаю в 1 ч. дня. Занимаю деньги, бегу (NB! по плану, ежесекундно сличая) на Bonaparte: 18, Rue Bonaparte — Colonie Tchecoslovaque [15] — где продаются билеты — там билетов уже нет, все остающиеся вернули утром в Trocadero — вечером, в 8 1/2 ч. вхожу в Trocadero — везде полиция — потоки дам и господ — билетов нет — ни одного, ни за 10 — ни за 15 — ни за — (все мои чешские стихи).

Идем с Муром домой — Сеной. Мур — утешает. Я — спокойна: так со мной было — всю жизнь.

А пели — чешский гимн. И были — все чехи Парижа. И этого я уже никогда не увижу и не услышу.

Единств‹енное› «зрелище» на которое мне — за годы — м‹ожет› б‹ыть› за всю заграницу (17 л‹ет›) страстно захотелось — п‹отому› ч‹то› не зрелище.

И —

Ну — судьба. (Моя вечная несудьба). Fatalite [16]. Но — c’est dur [17]. MЦ.

1939 г.

…Сон 23 апреля 39 г. Иду вверх по узкой тропинке горной — ландшафт св. Елены: слева пропасть, справа отвес скалы. Разойтись негде. Навстречу — сверху лев. Огромный. С огромным даже для льва лицом. Крещу трижды. Лев, ложась на живот, проползает мимо со стороны пропасти. Иду дальше. Навстречу — верблюд — двугорбый. Тоже больше человеческого, верблюжьего роста, необычайной даже для верблюда высоты.