Изменить размер шрифта - +
)] – и подмигнул на лакеев.

 

Я ничего не понял, но в лакейской группе засмеялись.

 

– Ничего нет, а то разве я бы стал ходить так, – объяснил он мне, – а прихожу домой, потому что все-таки как-то тянет к себе на родину.

 

И он еще раз с хитро-самодовольной улыбкой повторил фразу: «Oui, le sucre est bon», – и добродушно рассмеялся. Лакеи очень были довольны и хохотали, одна горбатая судомойка большими добрыми глазами серьезно смотрела на маленького человечка и подняла ему шапку, которую он во время разговора уронил с лавки. Я замечал, что странствующие певцы, акробаты, даже фокусники любят называть себя артистами, и потому несколько раз намекал своему собеседнику на то, что он артист, но он вовсе не признавал за собой этого качества, а весьма просто, как на средство к жизни, смотрел на свое дело. Когда я спросил его, не сам ли он сочиняет песни, которые поет, он удивился такому странному вопросу и отвечал, что куда ему, это всё старинные тирольские песни.

 

– А как же песня Риги? я думаю, не старинная? – сказал я.

 

– Да, это лет пятнадцать тому назад сочинена. Был один немец в Базеле, умнейший был человек, это он сочинил ее. Отличная песня! Это, видите, он для путешественников сочинил.

 

И он начал мне, переводя по-французски, рассказывать слова песни Риги, которая, видно, ему очень нравилась:

 

         Коли хочешь идти на Риги,

         До Вегиса не нужно башмаков

         (Потому что на пароходе едут),

         А от Вегиса возьми большую палку,

         Да еще под руку возьми девицу,

         Да зайди выпить стаканчик вина.

         Только пей не слишком много,

         Потому что тот, кто хочет пить,

         Должен заслужить прежде…

 

– О, отличная песня! – заключил он.

 

Лакеи находили, вероятно, эту песню весьма хорошей, потому что приблизились к нам.

 

– Ну, а музыку кто же сочинял? – спросил я.

 

– Да никто, это так, знаете, чтобы петь для иностранцев, надо что-нибудь новенькое.

 

Когда нам принесли льду и я налил моему собеседнику стакан шампанского, ему, видимо, стало неловко, и он, оглядываясь на лакеев, поворачивался на своей лавке. Мы чокнулись за здоровье артистов; он отпил полстакана и нашел нужным задуматься и глубокомысленно повести бровями.

 

– Давно я не пил такого вина, je ne vous dis que ?a[11 - я только это скажу вам (франц.).]. В Италии вино d'Asti хорошо, но это еще лучше. Ах, Италия! славно там быть! – прибавил он.

 

– Да, там умеют ценить музыку и артистов, – сказал я, желая навести его на вечернюю неудачу перед Швейцергофом.

 

– Нет, – отвечал он, – там насчет музыки я никому не могу удовольствия доставить. Итальянцы сами музыканты, каких нет на всем свете; но я только насчет тирольских песен. Это им все-таки новость.

 

– Что ж, там щедрее господа? – продолжал я, желая его заставить разделить мою злобу на обитателей Швейцергофа. – Там не случится так, как здесь, чтобы из огромного отеля, где богачи живут, сто человек бы слушали артиста и ничего бы ему не дали…

 

Мой вопрос подействовал совсем не так, как я ожидал.

Быстрый переход