Поддерживаемый другом и слугой, он приблизился к своей вороной, которую держала Лиди. Топете и Диего усадили его в седло.

— Да что же это вы поднимаете меня на руках! — произнес маршал, видя, что все еще беспомощен, — ведь это, право, стыдно! Прочь с вашей помощью, я сам должен вскочить в стремя!

Топете, улыбаясь, убрал руку и с радостью увидел, что Прим крепко сидел на лошади.

— Не сердись, что сегодня пришла моя очередь поддерживать тебя; сотни раз ты оказывал помощь мне, и я очень рад, что могу оплатить свой долг.

— Скорее в замок, там мне будет лучше!

Топете, Диего и индианка вскочили на своих лошадей. Лиди ехала впереди, чтобы показывать дорогу через Льяносы, а мужчины рядом с раненым графом, делавшим неимоверные усилия удержаться в седле.

Когда его. наконец, привезли в Гасиенду дель Кастро, генерал бредил, кровь опять начала течь из раны и для его спасения были призваны лучшие доктора Мексики.

Поэтому, когда в следующем, 1862 году Прим и Топете вернулись в Испанию со своим войском, оставив в Мексике французскую армию, все были поражены и придумывали разные объяснения такому исходу дела.

Рана маршала Испании, причины которой он, однако, никому не сообщил, несмотря на заботливый уход, затягивалась очень медленно.

Топете вместе с французским адмиралом Жюльеном де ла Гравьером принял на себя главное командование, но, не желая рисковать, предпочел выжидательную позицию. Положение иностранных войск было незавидным: казалось, мексиканцы только и ждали случая, чтобы навредить чужеземцам и лишить их продовольствия, которое в конце концов пришлось доставлять на кораблях — армия начала терпеть голод.

Неоднократно случалось, что небольшие отряды или аванпосты попадали в западню и погибали. Ожесточение мексиканцев росло с каждым днем, и мелкие стычки с войском Хуареса стали повторяться все чаще, хотя открытая война не объявлялась.

Едва рана зажила и доктора позволили ему ходить, Прим тотчас же, опираясь на палку, отправился в лагерь соединенных войск, и был с радостью встречен солдатами.

Супруг богатой и знатной Марианны дель Кастро до сих пор все еще надеялся занять Пуэблу и Мехико без кровопролития. Он ожидал, что большинство жителей встретит его криками восторга и забросает цветами — на деле же всюду наталкивался на препятствия, и только очень немногие приверженцы семейства дель Кастро обнаруживали к нему искреннюю привязанность.

Но честолюбивый Жуан Прим, мечтавший о мексиканской короне, несмотря на все неудачи, не оставил своей сияющей надежды. Он считал, что население попросту боится присоединиться к нему из страха перед армией Хуареса. Поэтому Прим старался улаживать все недоразумения мирным путем, хотя понимал неизбежность военного столкновения.

Его армия, наступавшая на Мехико, вдруг очутилась лицом к лицу с отрядами президента Хуареса, которые хотели отрезать дорогу. Накануне битвы маршал Испании обратился к солдатам с речью, в которой особенно просил щадить раненых и выразил сожаление, что наемники президента навязали им бой, от которого он охотно избавил бы свое войско.

Прим сам повел испанские полки, французы должны были нападать с фланга, английский флот образовал арьергард и в случае надобности тоже вступил бы в бой.

С наступлением следующего дня кавалерия Хуареса, имевшая прекрасных лошадей, начала сильную атаку, в ответ тотчас же прогремела инфантерия.

По приказанию Прима вступил в действие и флот, битва велась обеими сторонами с одинаковым ожесточением. Ряды испанцев значительно поредели, и наемники уже рассчитывали на успех, как вдруг французы с победным криком «Ура!», атаковали фланг неприятеля. Но почти одновременно с этим против испанцев и англичан с другой стороны выступили свежие мексиканские отряды.

Закаленный в боях Прим, сразу заметив, что обстановка изменилась, поскакал впереди своего войска навстречу опасности.