Даже Изабелла, которой от тоски хотелось плакать, была рада видеть его. Эта тяжелая зима сильно сказалась на нем. Он был нездоров и подавлен и не мог долго находиться в седле, но как только он немного отдохнул и подлечился у королевского лекаря Бромтофта, даже уговоры Эдуарда не могли удержать его. Он вернулся в Роксберг, абсолютно уверенный в том, что лишь убедительная победа сможет спасти его, однако бароны, узнав о его болезни, поспешили отстранить его от командования войсками. Ему на смену были посланы герцог Ангусский и сэр Генри Перси Нортамберлендский, а король Франции предложил свои услуги по организации переговоров о перемирии. К началу следующего лета король, королева и придворные возвратились в Лондон, где Гавестону предстояло встретиться с противником гораздо более опасным, чем шотландцы.

Были публично оглашены указы, подготовленные двенадцатью избранными для этой цели баронами. На этот раз Эдуард должен был их подписать, а его фаворит — выехать из страны. Во всем Лондоне не нашлось ни одного человека, выступившего против этого решения. Даже Глостер и Деспенсер советовали своему монарху уступить, хотя бы для того, чтобы сохранить жизнь другу.

— Значит, он опять должен уехать в Гиень? — со вздохом спросил Эдуард.

— Нет. Мы постановили выслать его из страны. А разве Гиень не часть королевства Вашей Милости?! — сказал Ланкастер, осмеливаясь выказать гнев в повышенном тоне теперь, когда человек, часто доставлявший ему неприятные минуты на ристалище, был наконец окончательно сброшен с коня. — Кроме того, и пэры, и простой народ считают, что этот иностранец слишком богато украсил свое гнездышко английским золотом.

— Иностранец! — рассвирепел его царственный племянник, еле сдерживаясь от приступа знаменитого гнева Плантагенетов, которого пока так и не пришлось увидеть Изабелле. — Разве мой названный брат Пьер не жил в Англии с самого детства? И разве не сражался он за эту страну так же мужественно, как прежде его отец? У вас, милорды, нет элементарной логики. Значит, если человек родился в Гиени, то он иностранец, но, как только речь заходит об изгнании, то она становится частью моего королевства.

Но, чувствуя, что все против него, он написал письмо Иоанну, герцогу Брабантскому, супругу своей сестры Маргариты, с просьбой принять друга. Он попросил охранную грамоту для его путешествия и получил ее. И больше Пьера Гавестона в Лондоне не видели. Эдуард много говорил о документах и о корабле, стоящем на якоре неподалеку от Дувра. Но поговаривали, что эти документы так и не были никому предъявлены, а корабль так и не отплыл, по городу поползли слухи о том, что в Девоне и Корнуэле видели высокого человека, по описанию похожего на гасконца. Король ничего об этом вроде бы не знал. По просьбе баронов он послушно приказал провести соответствующее расследование.

Он изящно начертал своей собственной рукой приказ для Пемброка.

— Я также с нетерпением жду известий о местопребывании моего ближайшего друга, — обратился он к архиепископу Кентерберийскому.

С печальным достоинством он стоял на ступенях. Вестминстерской Залы, разговаривая с членами Парламента, покидавшими Залу заседаний. Он даже привел с собой королеву, чтобы показать, в каких они находятся прекрасных отношениях, и потому, что знал, что им всегда доставляет удовольствие видеть ее.