— Устроишь, я знаю. Да я с радостью. Думаю, смело могу то же самое сказать за всех. — Шинед вздохнула, на мгновение прижалась к нему, потом отпрянула, поцеловала его в щеку: — Это от твоей мамы. — Затем поцеловала в другую: — Это от меня. — А потом в губы: — А это от всех нас.

Смахнув непрошеные слезы, она так же благословила на прощание и Еву.

— Ну, вперед, наслаждайтесь отпуском. Счастливой дороги. — Шинед вновь взяла Рорка за руку, быстро сказала ему что-то по-ирландски, затем отошла и помахала им уже издали рукой.

— Что она сказала? — спросила Ева по дороге к машине.

— Вот моя любовь, храни ее и возвращайся с ней обратно.

Рорк глядел на Шинед в зеркало заднего вида, пока дом не скрылся за поворотом.

В машине повисла тишина. Ева вытянула ноги, устраиваясь поудобнее.

— Наверно, ты и впрямь везучий сукин сын.

— Уж какой есть, — пошутил он в ответ, напустив на себя самодовольный вид.

— На дорогу смотри, везунчик!

Всю дорогу до аэропорта Ева изо всех сил старалась дышать ровно, не задерживая дыхание и не поправляя мокрых волос на щеках.

4

Приятно было вернуться домой. От поездки в Управление — с пробками, с оглушающими гудками автомобилей, с назойливо кружащимися над головой рекламными дирижаблями и пыхтящими двухэтажными автобусами — у Евы даже настроение поднялось.

«Отпуск — это, конечно, здорово, — думала она, — но по мне, так и в Нью-Йорке есть все, что нужно, и соевые чипсы в придачу».

Пекло было зверским, как проверка из налоговой, и сталь с бетоном просто излучали жар, но свой город Ева не променяла бы ни на какое другое место, хоть на Земле, хоть на спутниках.

Энергия в Еве била ключом, она отлично отдохнула, и ей не терпелось заняться делом.

Припарковавшись в гараже Управления, Ева села в лифт, пятясь и отступая под напором все новых и новых копов, втискивающихся на каждом этаже, пока не почувствовала, что кислород в кабине уже на исходе. Решив, что остаток пути она проедет на эскалаторе, Ева локтями проложила себе дорогу к выходу.

Все запахи здесь были родными: пахло копами, преступниками, людьми на взводе, недовольными или просто пофигистами. Запах пота и дрянного кофе смешивался в букет, который вряд ли найдешь где-либо, кроме полицейского участка.

И Еве это нравилось.

Двое патрульных тащили вверх по эскалатору тощего, как жердь, типа в наручниках. Тот всю дорогу, не умолкая, повторял сквозь зубы: «Чертовы копы, чертовы копы, чертовы копы», и Еве его проклятия были слаще музыки.

Сойдя на своем этаже, она направилась в убойный отдел. У торговых автоматов она заметила одного из своих, детектива Дженкинсона. Он с тоской в глазах изучал меню.

— Дженкинсон!

— Эй, лейтенант Даллас, привет! — Завидев ее, он повеселел.

Судя по виду, он уже пару дней спал прямо в одежде.

— Что, решил сверхурочно поработать?

— Да вот, поймали тут с Рейнеке позднюю пташку, — сообщил Дженкинсон и нажал кнопку на автомате. В лоток выпало что-то, что слепому можно было бы толкнуть за булочку с сыром. — Закругляемся уже. Клиент пошел в стрип-клуб оттянуться со стриптизершей. Заваливается туда один козел и с полоборота вскипает. Стриптизерша-то, оказывается, — его бывшая. Он ей пощечину, клиент тот ему в морду. Козла пинком на улицу. А он пошел домой, взял любимую бейсбольную биту и стал караулить у выхода из клуба. Клиент вышел, козел на него набросился. Отметелил да мозги-то сдуру и вышиб.

— Вот те и оттянулся в стрип-клубе, — прокомментировала Ева.