— Что же выходит? — прищурился Коронзон. — И мы, и они — те, кто не дал явиться величайшему в его величии, хотим одного и того же?

— Думаю, что нет… — впервые вельможа обернулся к кардиналу лицом к лицу. — Мы хотим дать возможность величайшему явить себя, для чего ему, как я думаю, нужно время. А они, скорее всего, захотят его вытравить, заключить во что-то неживое, или найти способ избыть его как-то еще.

— А есть такой способ? — замер Коронзон.

— Вселенная не имеет пределов, — прикрыл глаза вельможа, — и это значит, что копилка сущего бездонна и неисчерпаема. Меня больше всего пока беспокоит сама девчонка, потому как, наполнившись, ни один сосуд не остается прежним. Кто займется девчонкой?

— Эней, — склонил голову Коронзон. — Он пристанет к свите в Урсусе.

— Пожалуй, это верный ход, — задумался вельможа. — Да больше и некому, хотя я бы лучше поручил это Дорпхалу. Но выбирать не приходится. Запомни, сосуд должен быть сохранен. Конечно, я предпочел бы похищение сосуда, но дело слишком рискованно. Сосуд не должен пострадать ни при каких обстоятельствах. И речь идет не только о возможных царапинах и выбоинах на нем. Сосуд должен оставаться в покое. Ясно?

— Постараюсь донести эту ясность Энею, — изогнулся в седле Коронзон.

— Эней справится, — твердо сказал вельможа. — У тебя есть еще вопросы?

— Всего три, — хихикнул Коронзон. — Вы простите мне мое любопытство?

— Не лебези, — поморщился вельможа. — Я слушаю тебя.

— Первый вопрос о том, что случится, если сосуд будет разбит? — прищурился Коронзон. — Может ли быть так, что это освободит величайшего?

— Мы не можем знать точно, — покачал головой вельможа. — Может и освободит, а может опять отправит в тот хаос, что царит над колыбелью. И тогда нам придется все начинать сначала. И если величайший найдет пристанище в ком-то из смертных, кто нам неизвестен, результат может быть тем же самым. Для нового обряда нам потребуется еще больше крови, а количество смертных в Терминуме, да и менгиров — конечно. Нельзя целую вечность затачивать даже самый великий клинок. Однажды от него останется только рукоять. Какой твой второй вопрос?

— Почему мы всегда говорим — величайший? — скорчил гримасу Коронзон. — Ведь речь идет о величайшей? Это ведь она?

— Баба с лоном и сиськами? — поднял брови вельможа. — Приди в себя, Коронзон. Или же ты считаешь себя мужчиной? Дух вечный и несокрушимый выше этого. Любой полудемон, даже детообильный Карбаф — выше этого. Впрочем, это мелочи. Твой третий вопрос?

— Чем было плохо то, что было? — вовсе скривился Коронзон. — Почему бы нам было просто не править этой страной и этими смертными до скончания веков? А что если величайший опалит пламенем эти земли и уничтожит их? Мы уже пережили нечто подобное!

— Может быть, и уничтожит, — закрыл глаза вельможа, а когда открыл их, Коронзон отшатнулся, поскольку увидел тьму под его веками. — Но в таком случае он уничтожит их вместе с клеткой, в которую мы заключены. К тому же, кто знает, когда наступит скончание веков? А вдруг оно близко? Но даже если до него вечность, что будет, когда сила менгиров иссякнет вовсе, и Терминум окажется без защиты? Эта ведь лишь не слишком большая часть этого мира!

— То есть, просторы для отворения рек крови и боли еще имеются? — уточнил Коронзон.