– Брожу по кругу. Не помню, сеньоры, спрашивала ли я у вас. Встречался ли вам вот этот молодой человек?

Она развернула большую, формата A4, фотографию. Зиг Хайль был запечатлен в форме американского морпеха. Понятно, любил все брутальное. В самоуправно надетом мундире этот шибздик выглядел особенно нелепо.

От дамы в де Лосано уже ничего не осталось. Оборванная одежда, нечесаные волосы. Добралась она сюда с той частью родителей, которые прорвались в Предзоннике. Отголоски того боя я слышал, когда имел честь ехать с мэтром Бодро. Не понимаю, как ей удалось до сих пор не вляпаться в аномалию, но по кварталам Старого города она и вправду ходит кругами, спрашивая у всех встречных, не видел ли кто ее мальчика.

Задолбали эти драмы, в которых я – важный персонаж. Когда ж ты меня отпустишь, воззвал я непонятно к кому.

– Вы не возражаете, если я войду в ваше общежитие и поспрашиваю людей? – осведомилась миссис де Лосано. – Благодарю вас, сеньоры.

– Кто это? – спросил Эйнштейн, как я в свое время у папы.

– Мать Зиг Хайля, – ответил я, испытывая мстительное чувство. Я точно знал, что уютно от этой встречи ему не будет. – Эй, на хрена вам костер? – окликнул я незнакомых мужиков.

– Тебе честно, шкет?

– Да плевать, можете не говорить.

– С огнем не так страшно.

Когда ужинали, вдруг шепотки пошли кругом: Носорог, Носорог… Я даже привстал, чтобы не пропустить случайно.

В большой студии собрались все, кто не был занят какой-нибудь работой, плюс все дети, кто еще не спал. Декорации вытащили из подсобки и побросали на пол – вместо стола. Стульями служили розданные каждому одеяла. Некоторые лежали. Рядом со мной сидела молчаливая, изнуренная мама – она уже поела, просто отдыхала. К ней прижимался Светлячок, выбравший ее из всех взрослых. Эйнштейн питал тело гречневой кашей с беконом, ставя банки на угол положенного плашмя стенда.

Я ел фасоль с индейкой. Банку мне разогрел кто-то из братьев-аномалов, «термальщиков» или «погодников», я не обратил внимания. А еще Бел распределила между аномалами наши любимые «энергетики», каждому – свою баночку. Молодцы они с Эйнштейном, предусмотрели такую важную вещь.

В нашей компании был и охранник Жиль, бывший начальник караула, и даже инженер из лаборатории нейроиндукции. Жиль, когда ловил мой взгляд, каждый раз улыбался, а инженер однажды подмигнул мне. Кореша, а чё!

Когда в студию вошел человек в потертом комбезе, некоторые тут же встали. Он жестом усадил ретивых, пробежался по сборищу взглядом, выискивая кого-то, и направился… в нашу сторону! Небольшого росточка мужчина, похожий на кого угодно, только не на грозного Носорога. Ростом с меня, узкий, сухощавый и подвижный. Вряд ли слабак, небось сплошные жилы под одеждой. Шел комичной прыгающей походкой.

Эйнштейн встал ему навстречу, широко улыбаясь. Они сошлись и обнялись, звучно хлопая друг друга по спинам… Предатель!

Я тоже вскочил, не удержав себя в рамках приличий. Ну, мистер Эбенштейн… Холодная ярость наполнила душу.

– Вот оно как? Мафия и контрразведка – братство навек. Я плачу от умиления, босс.

– Смех тебе идет больше, Питер. Не спеши с выводами, а то ляпнешь что-нибудь неловкое.

– Кому вы на самом деле служите, господин майор? Военным, синдикату? Всем сразу? И в чем глубинный смысл всей этой провокации? – обвел я рукой пространство.

– Каждый где-то служит, но не все выслуживаются. Если б я выслуживался, Питер, то был бы сейчас по другую сторону Черты.

– Петя, – дернула меня мама.