Но Некрос никуда не торопился и оторвались мы друг от друга только тогда, когда стало серьезно не хватать воздуха. Я заглянула ему в глаза, провела кончиками пальцев по новым линиям на лице, почти не касаясь, чтобы не потревожить покрасневшую кожу. Потом дотянулась до того же места губами, приподнявшись на носочках.

– Зачем ты был так беспечен? – выдохнула почти шепотом, боясь не совладать с голосом. Только сейчас я в ужасе осознала, как мало осталось свободного от линий проклятия места. Еще одна такая схватка – и рисунок завершится. Что будет дальше, я не знала. Он умрет, как Вита?

– Ситуация требовала, – уверенно ответил Некрос.

Он не отводил взгляда, а его ладони расслабленно скользили по моей спине, поглаживая и не желая отпускать.

– Их было слишком много. Но это уже не важно, Лора. Мы в конце пути. Последнее хранилище почти наверняка в Фолкноре. И Гатред за ним придет. Он остался один, а Варрет и Ферер, наверное, все-таки на нашей стороне.

– Они убьют его, и тогда проклятие с тебя можно будет снять? – с надеждой предположила я. Возможно, именно это он имел в виду, говоря, что разрастание рисунка «уже не важно».

Некросу захотелось отвести взгляд. Я буквально почувствовала, что он хочет отвернуться, спрятаться, но он пересилил себя. Его глаза, неотрывно смотрящие в мои, казались сейчас темнее обычного. Вероятно, из-за скудного освещения (в спальне горел только камин), но от этой темноты мне стало не по себе. Как-то холодно и жутко, совсем как в фамильном склепе в Малрое. Нечто похожее я испытывала каждый раз, когда звала Некроса по имени вслух.

– Даже если так, я не останусь.

Слова упали огромным тяжелым камнем. Нет, ледяной глыбой. Дистанция между телами выросла сама собой. Я даже не поняла, кто отошел: он или я. Мы больше не касались друг друга и безмолвное эхо его слов все еще било по ушам.

«Я не останусь».

– Что, Сумрачный тебя побери, это значит? – спросила все тем же почти шепотом, чувствуя, как едва развязавшийся узел стягивается вновь. На этот раз сильнее, больнее, сводя и перекручивая внутренности. Он душил меня.

– Я уже сказал твоему отцу, но, наверное, правильнее… честнее будет сказать и тебе, – его голос оставался ровным и спокойным. Отстраненным. Только глаза как будто потемнели еще сильнее. – Когда все закончится, когда мы уничтожим Гатреда и оставшиеся кристалины, я уйду в небытие вслед за своим народом. Так будет лучше для всех.

– Нет, – я помотала головой, чтобы придать собственным словам дополнительный вес. – Ты не посмеешь… Ты не поступишь так со мной…

– Лора…

Он сделал шаг вперед, пытаясь коснуться меня, но я отпрянула назад. От его слов по телу растекалось что-то тяжелое, горькое, ядовитое. Казалось, что если он меня коснется, я закричу от боли.

– Даже не пытайся объяснить, – сквозь стиснуты зубы потребовала я. – И не смей этого делать! Я же во все это ввязалась и семью свою втянула только ради того, чтобы мы смогли быть вместе. Ты же говорил… – голос все-таки сорвался, и мне пришлось замолчать. Я закрыла глаза, плотно смыкая веки, чтобы остановить хотя бы слезы, рвущиеся наружу.

Что он делает? Как можно сначала целовать, а потом заявлять такое? Как он вообще до такого додумался?

В следующую секунду я вскинула голову и снова открыла глаза. Если они и блестели сейчас, то только от злости.

– Это все папа, да? Это он тебя надоумил?

Некрос покачал головой. Он выглядел спокойным, даже невозмутимым, как будто речь не шла о его жизни (о нашей жизни).