Истерзанную плоть, наполненную злобой и ненавистью. Но в их душах было и много светлого, чистого. Эти цельные островки стремились стать больше и заполнить собой темные участки.
Мы так мало знаем себя и так плохо заботимся о своей душе. А ведь мы могли бы быть…
Я не хочу, чтобы ты была другой. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Это был Квин. Даже не голос его, а он сам, его мысли и чувства, проникавшие в сознание Ракель без малейших преград.
Как странно. Это всегда происходит с вампирами?
Такого никогда не было в моей жизни, – отвечал Квин.
Теплые волны пробегали от Ракель к Квину и обратно, и никакие слова не могли выразить испытываемое ими наслаждение.
Происходящее между ними вновь подтверждало очевидное: в этом потоке яркого света выявилось, что различия между вампиром и человеком незначительны и не имеют никакого значения. Они оба просто люди. Джон Квин и Ракель Джордан, два человека, которые шли по этой жизни, борясь с внутренней болью.
Боли было много. Ракель чувствовала ее в Квине.
Твой отец… убил Доув! О Джон, я сожалею. Я ничего не знала об этом.
Радужные искры в его душе засверкали ярче, когда она назвала его Джоном. Светлая часть существа Квина становилась все больше и больше, и Ракель понимала это.
Не удивительно, что ты ненавидишь людей. После всего, что ты пережил, после того, как твой отец хотел убить тебя…
Не удивительно, что ты ненавидишь вампиров. Они убили кого‑то из твоих близких? Твою мать? А ты была совсем ребенком. Мне… мне тоже очень жаль.
Ему все труднее становилось подбирать слова, но Ракель слова были не нужны. Она чувствовала его сожаление, стыд и желание защитить ее. И еще она уловила его немой вопрос:
Кто это сделал?
Не знаю и, наверное, не узнаю никогда.
Ракель не хотелось думать об этом и пробуждать черные мысли у Квина. Ей хотелось, чтобы мрак исчез из его души, уступив место свету.
Ракель, может быть, этого не случится, – с сожалением и горечью думал он. – Вряд ли мне удастся стать лучше…
Конечно, удастся. Мы все можем измениться к лучшему , – прервала его Ракель, чувствуя, как душа Квина ускользает, снова покрываясь коркой льда. – Я не дам тебе снова замерзнуть, – добавила она, мысленно целуя его шрамы.
Перестань, мне кажется, ты меня убиваешь!
Квин был в растерянности. Он испытывал странные чувства, и это его пугало.
А Ракель ликовала. Она впервые ощутила свою молодость и способность любить, и это придавало ей сил. Она смогла растопить лед в душе Джона Квина, и теперь ее невозможно остановить. Для нее больше не существовало преград.
Я все сделаю правильно, – говорила она, отметая печали и сомнения Квина. – Неужели ты хочешь, чтобы я остановилась?
Нет. Наверное, это самая приятная смерть, но…
Ракель не смогла до конца уловить его мысль, но почувствовала приближение новой волны холода. Однако это был холод извне.
Она совсем забыла о существовании внешнего мира. Ей казалось, что, кроме нее и Квина, нет никого на свете…
Но…
Но существовали другие люди, и происходили события, в которые Ракель должна была вмешаться.
– Господи, Квин, мы забыли о вампирах!
Глава 15
Звук ее собственного голоса вернул Ракель из потока света на бренную землю. Она словно вынырнула из глубокой воды, вернувшись из одного мира в другой. Какое‑то время не могла понять, где находится и что с ней происходит, но потом почувствовала объятия Квина и увидела яркий свет лампы. Она обнаружила себя на втором этаже дома, в комнате с белыми стенами. Это был дом на частном острове. |