Можно было бы поспорить и дальше, но не для этого она пришла. Тристан сделал еще движение — и оказался совсем близко. Теперь девушке приходилось прилагать значительные усилия, чтобы обуздывать свое тело и не терять головы.
— Я с готовностью обещаю выполнять ваши требования — в пределах разумного.
Она постаралась вложить в свой голос всю уверенность решимость, которую выпестовала в душе за дни разлуки с этим невозможным человеком. И кажется, он услышал и поверил в ее искренность.
Лорд долго и внимательно смотрел гостье в глаза, потом спросил:
— Это лучшее, что вы можете мне предложить?
— Да…
— Я принимаю.
Взгляд Трентема остановился на ее губах.
— Теперь давайте посмотрим, что еще вы мне можете предложить.
У Леоноры перехватило дыхание. Раненный ею дикий волк ждал жертвоприношения. Она должна попросить прощения — за свое пренебрежение. Слова были произнесены, услышаны и приняты. Но их тела тоже были связаны, и теперь пришло время доказать, что она ценит не только родство душ.
— О чем это вы? — услышала она свой голос.
— О том, чего вы всячески пытались избегать последние несколько недель, но — смею утверждать — одновременно испытывали немалое наслаждение.
Трентем откровенно рассматривал ее, и под его взглядом внутри нарастало знакомое томление, соски затвердели, и Леоноре казалось, что грудь ее вдруг увеличилась — лиф платья стал тесен.
Между ними оставалась совсем малая толика пространства, но теперь он подался вперед — и тела их соприкоснулись. Ее груди упирались в его пиджак, а бедра касались его ног. Внутри медленно, но неотвратимо расползалось пламя.
Леонора посмотрела на его губы — они были твердо сжаты, — и ее собственные губы запульсировали, требуя его нежных и жадных ласк. Она осмелилась наконец взглянуть Тристану в глаза — и едва не отшатнулась. Теперь он не скрывал того, как сильно ее хочет. Обладать, владеть, забрать ее душу и никого к ней не подпускать, окружить ее своей страстью… Она смотрела как зачарованная, краем сознания понимая, что видит сейчас то, что, возможно, никто никогда не видел — полную обнаженность его мыслей и чувств.
Быстрым движением он дернул завязки ее плаща — и тот темной лужицей стек на пол. Леонора осталась в простом, но элегантном синем платье с открытыми плечами. Трентем смотрел на эти плечи, не скрывая своего желания, затем опять устремил взгляд в голубизну ее глаз и хрипло спросил:
— Так что вы готовы мне отдать?
Он не признавал ограничений и сдержанности и хотел, чтобы эта женщина отдавалась ему безоглядно, позабыв о том, что настоящие леди должны сохранять достоинство, исполняя свой супружеский долг…
Но Леонора не отвела глаз: ее не пугали плотское желание и голодный взгляд. Уж она-то знает, что бояться нечего, и поэтому отдаст все — с радостью, — чтобы получить его взамен. И наградой обоим за полноту и безоглядность станет радость наслаждения… Но как же это сказать?
— Что вы хотите услышать? — Не отрывая взгляда от его лица, она провела языком по губам. — Возьми меня, я твоя?
— Именно! — Скорее рычание, чем слова.
Он уже схватил ее, прижался к горящим от нетерпения губам и застонал, почувствовав ответ: губы разомкнулись, разделяя жар и пламя. Тристан понял, что отныне эта женщина принадлежит ему добровольно, и они вместе — вместе! — обрушились в пламя страсти.
Тристан взял в ладони ее лицо и целовал ее губы — нежно, долго, страстно, пока дыхание их не стало единым и сердца не застучали в унисон.
Леонора прижалась к нему, искушая. Руки мужчины скользнули по ее плечам, он положил ладони на нежную, совершенной формы грудь. |