Вместо того чтобы смутиться или разозлиться, Ник Фортуна улыбнулся.

– Хорошо сказано, милая. – Он даже еще более утрировал предложенный ею тон.

– Ого, намечается состязание, – пошутил идиот слева, когда Мэгги не нашлась что ответить.

– Мэгги великодушна, – отозвался недоумок справа. – Она не убивает сразу, но парень еще получит.

– И немало, судя по калориям, – поддел Ник, показав глазами на ее тарелку.

Мэгги уронила вилку и побледнела. Сама того не замечая, она увлеклась самыми питательными кушаньями и теперь с ужасом смотрела на жалкие остатки.

– Боже, Сэм меня убьет!

– Кто такой Сэм? – спросил Ник, заинтригованный ноткой неподдельного ужаса в ее голосе.

– Моя совесть, – простонала она. – Если он узнает, сидеть мне неделю на хлебе и воде. Хотя… – рука в изящной перчатке облегченно расслабилась, разве меня сейчас не измотали на корте? На круг все сходится.

– На круг ты никак не походишь! – попытался скаламбурить недоумок, любовно оглядывая ее изящную фигуру, подчеркнутую ярким весенним платьем.

– Кто такой Сэм? – повторил вопрос Ник, и идиот поспешил ответить:

– А ты не слышал о знаменитом коуловском tena а lrok? Счастливчик Сэм живет с Мэгги и Финном.

– Сэм – наш домоправитель, – пояснила Мэгги.

– И многое другое! – вмешалась в разговор сестра идиота, которая давно завидовала Мэгги и постоянно подкапывалась под ее имидж. Сейчас она улеглась на стол, чтобы доверительно позлословить с Ником. – Мэгги как-то призналась, что Сэм цементирует их семью. Он такой классный – секси-Сэм, как говорит Мэгги! Ты просто счастливица, Мэгги, что имеешь под рукой двух таких шикарных мужчин. Не понимаю, как они до сих пор не подрались из-за тебя.

Хотя ты всегда умела играть с мужчинами.

Подчеркнутое множественное число не ускользнуло от внимания всех, кто находился в пределах слышимости, и Мэгги оказалась под обстрелом выжидательных взглядов. У нее ведь всегда найдется остроумный ответ. Не в правилах Мэгги относиться к чему-то серьезно, включая и оскорбления.

Она не обманула ожиданий.

– С детства привыкла, – серьезно пояснила она Нику. – Когда мне было пять лет, дедушка купил фабрику игрушек и использовал меня как оценщика рыночной стоимости. У меня были дюжины кукол, причем большей частью оловянные солдатики, на которых специализировалась фабрика. С тех пор у меня как-то отложилось, что мужчин приятнее считать на дюжины.

Ник и не пытался изобразить улыбку.

– Понимаю. Ты просто перешла от игрушек для мальчиков к мальчикам-игрушкам.

За столом грохнули от смеха, но Мэгги на какое-то мгновение удалось подыграть неулыбчивости Ника. Потом ее большой рот задрожал в последних попытках сохранить такую же вежливую невозмутимость. У него-то проблем не было. Он смотрел и ждал, пока она наконец не поддалась безудержному смеху.

Веселье стерло всякую утонченность, розовая перчатка, на тон темнее платья, прикрывала хохочущий рот, а в глазах плясало одобрение его каламбуру, хоть и направленному против нее.

Только тогда он позволил себе отозваться на всеобщее веселье. Но улыбка была адресована одной Мэгги, тайное уведомление о победе. Будто он знал, что Мэгги не ожидала и не хотела обнаружить в нем остроумного собеседника, способного посоперничать с ней, признанным мастером острот. Она предпочла бы видеть неловкого, чувствующего себя не в своей тарелке, почти нелепого пуританина – это давало бы больше надежд одурачить его. Вместо этого Ник развлек все застолье, обратив против нее же попытку смутить его.