Вот она — цена геройства. Ещё повезло, что голову не проломили чем-нибудь тяжелым.
Вера очень злилась на меня за такой поступок. Меня могли убить, и если бы она не подняла крик, то это вполне могло бы случиться.
Но в скором времени злость прошла, сменившись теплотой и нежностью. Она ухаживала за мной, но постоянно мне напоминала, что геройство надо оставить для кого-то другого.
* * *
— Что ты пишешь? — спросила Вера, присаживаясь на край кровати. На работе мне дали больничный и я теперь приходил в себя после нападения, отлеживаясь в постели.
— Не знаю, — ответил ей, протягивая лист бумаги.
Она посмотрела на него, перевернула, затем ещё раз.
— Это язык какой-то? — осторожно уточнила она, возвращая мне лист бумаги.
— Возможно, — отвечаю ей, смотря на написанное. Там были изображены пять незнакомых мне символов, которые по какой-то внутренней логике должны были образовать два слова. Но в тоже время, подсознанию они не нравились. Словно я где-то допустил ошибку.
Попробовал снова.
Символы получились чуть-чуть другими. Почти идентичными, но с другой закорючкой в конце последнего символа. Вот только мое подсознание вновь твердило, что это не то. А ещё каждый раз при этом я испытывал зуд. На левой руке, неподалеку от локтя была какая-то сыпь, ровной полоской. И это место порой очень чесалось.
— Все, хватит, — вырвала она у меня лист из рук, когда я в очередной раз недовольно цокнул языком. — Хватит этой ерунды!
И с этими словами стащила с себя футболку, оставшись в симпатичном черном лифчике.
— Доктор сказал, что мне не стоит напрягаться, — напомнил я.
— А ты и не будешь, — она игриво облизнула губки. — Я все сделаю сама. И ты непременно забудешь обо всех этих глупостях.
Глава 37. Иная жизнь(2)
Я умираю. Или схожу с ума. И не поймешь, что из этого хуже.
С каждым днем я все сильнее ощущаю, как теряю остатки своей личности, все больше растворяясь в этом сером мире. Как будто что-то невидимое день ото дня поглощает частичку меня, пока, в конце концов, не останется ничего.
Это пугает.
Началось все с малого. Цвета окружения словно стали блекнуть, пока мир окончательно не превратился в одну сплошную серую мешанину.
И если с этим ещё можно было свыкнуться, то вот когда «гаснуть» стали чувства, стало совсем плохо. Еда с каждым днем становилась все более безвкусной. Секс почти перестал приносить удовольствие.
Вера уверяла меня, что это просто депрессия, и нужно время, чтобы выйти из этого состояния. Купила даже какие-то таблетки, но пить их я не стал.
В итоге я расстался со своей девушкой. Хотя она так не считала, но с пониманием отнеслась к моему решению и съехала.
С тех самых пор моя жизнь сильно изменилась. Я надеялся, что с её уходом все вернется, мир обретет краски, и я смогу начать жить, а не мучительно существовать, но нет. Это лишь замедлило процесс, но не остановило его.
Воспоминания продолжали ускользать от меня.
* * *
Я бросил карандаш на стол, после чего взглянул на символы, начерченные на листе.
— Не то… — вздохнул я, прикрепив его на стену к сотням других. Похожих, но отличающихся.
А в самом центре заклеенной сотнями листов с письменами на незнакомом языке находился портрет девушки. Кто она? Я не знал. Нарисовал её лицо в один небольшой момент просветления. Просто перед лицом возникла она, и вместо символов я нарисовал данный портрет.
— Кто же ты…? — пробормотал я, поднимая карандаш и кусая ластик.
Сколько мы я не пытался вспомнить её, у меня не получалось. |