Мамино лицо, до того оживленное, подернулось хмуростью. Она кивнула рабам, разрешая удалиться на середине посадочного процесса.
Мама обо всем догадалась. Я не отступлю, и ей придется отвечать на мои вопросы.
«Иногда дети задают вопросы, на которые не способны понять ответы», — пронеслась в моей голове чужая мысль.
— Что? — переспросила я. — Сомневаешься в моих умственных способностях?
— Речь не об уме.
Далее я сказала то, что для неподготовленного уха может звучать смешно. Но ведь не смеются, услышав из уст сына: хочу поговорить с тобой, отец, как мужчина с мужчиной. И девушка может умолять мать: поговори со мной как с женщиной!
— Я буду говорить с тобой, как Ева с Евой! — вот что вырвалось у меня сквозь зубы.
— Да, моя девочка, — опустила голову мама.
— Что ты оставила себе из волшебных даров?
— Разве ты до сих пор не догадалась? — Мама удивленно подняла глаза. — Любовь и прощение тем, кто наносит тебе раны. Счастье обладать прощением и добротой.
— Это про бабушку, что ли?
— Бабушку в том числе.
— Почему ты не предупредила меня, что Избранник один, во всех временах и народах, куда ни отправься? Суженого и на коне не объедешь, так говорят русские.
— Варвары? — Мама все более удивлялась. — И вовсе не обязательно, чтобы Избранник повторялся. Это даже скучно.
Что-то в мамином удивлении было ненатуральным! Какая-то нота фальшивила! Мой мозг работал лихорадочно, на предельном напряжении, и я поняла мамину политику.
— Не надо! — погрозила пальцем. — Не надо сейчас представлений на тему: моя девочка маленькая и глупая. Дадим ей сосочку, потрясем погремушкой, и девочка забудет о плохом! Не изображай удивление стекляшкам, через которые я смотрю на мир! Мой калейдоскоп побогаче или, во всяком случае, не беднее, чем у всех предшествующих, носивших имя Ева! Чем у тебя!
Я была жестока, как может быть жестока только дочь. Мамино лицо точно мокнули в муку или в белую пудру — оно вмиг постарело, обозначились морщинки вокруг глаз, на щеках, на шее… Что я творю?
Мама с трудом проговорила:
— Ева, ты, надеюсь, понимаешь, что в отношениях мужчины и женщины нет ничего обязательного? Даже страстной любви…
— Как это нет? — перебила я, и сострадание к маме, которое секунду назад укололо мое сердце, исчезло. — Хочешь сказать, что у меня есть обязательства, а у Адама их нет? Ведь ты это имела в виду?
— Приблизительно. Доченька, Евочка….
— Стоп! Не уводи меня в сторону своей прекраснодушной любви! Разберемся с самого начала! ОН вовсе не любовь создал первым делом. Правильно? Первые Ева и Адам в Эдемском саду, может быть, вовсе и не любили друг друга?
Меня так поразила эта мысль, что я вскочила и принялась ходить по зимнему саду. Маршировала и рассуждала вслух:
— Просто были одни, никакого тебе выбора и деваться некуда. Возможно, ОН ничего не знал или ни бельмеса не понимал в любви.
— Нельзя так говорить! — встревожилась мама. — О боги, это все Аристокл!
— При чем здесь Платон? Не пытайся сбить меня с толку или затолкнуть в исторические дебри!
Мы говорим о событиях, которые случились за тысячи лет до сегодняшнего дня и которые будут описаны через века.
Но я сама сбилась, потеряла нить. Мама наблюдала за мной молча. Лицо ее — как во время моих детских болезней. Только теперь мама была старенькой, а болезнь моя почти смертельной.
— Итак! ОН сделал себе цапки, игрушки, мальчика и девочку, — нервно рассмеялась я. |